Горнолуговой, любящий песню подтатранский народ переживает время крушения традиций. Никогда это не происходило так стремительно и в таком масштабе, как сегодня: феодальные отношения распадались примерно двести лет, капиталистические — десять. Деревня — где традиционная деревня нашего детства? В старом учебнике чтения мы читали морализаторскую историю о блудном сыне, который, вернувшись из города, не мог вспомнить, как называются грабли, пока не наступил на них и они не ударили его по лбу; сегодняшняя молодежь в массе наверняка не знает, что такое трепалка. Старые орудия производства неизбежно сдаются в музеи, уходят из жизни и из словаря. Трудовые методы, жизненный ритм, имущественные отношения, которыми раньше определялись отношения общественные, традиционные обычаи, песни, поговорки и пословицы ушли или уходят в прошлое; деревня нашего детства существует лишь в воспоминаниях, в литературе и в фольклоре. Я не сказал ничего нового, но это надо иметь в виду: самая традиционалистская часть словацкой жизни выкорчевана с корнем. (Новым был бы, наверное, лишь вопрос: кому это повредило? В самом деле, разве жизнь от этого стала менее богатой и менее поэтичной? Нет, нет и нет!)
То, что несколько десятков лет назад было поэтическим, стало сегодня смешным: например, плотовщик на Ваге. То, что выглядело могучим и почти вечным, сегодня историческая труха и кладбище: например, культурный центр Словакии — Мартин. Движение и изменение действительности столь стремительны и агрессивны, что они неслыханно ускоряют изменения в сознании общества. Вместе с традиционным сельскохозяйственным производством уходят в небытие и традиционный образ жизни и традиционные отношения, уходят безусловно и безвозвратно. Невероятно быстро вчерашний и позавчерашний день становится историей, чем-то, что уже не является живой настоящей жизнью, из чего будто выветрились страсти и жизненные соки, на что мы можем смотреть объективно, и я бы даже сказал, холодным, равнодушным взглядом. Это ощущение хотя и не всегда достаточно осознается, но оно очень распространено, — ощущение разрыва связей, ощущение, будто что-то безвозвратно окончилось и что это в порядке вещей.
Всеобщее крушение традиций прошло в литературе спокойно, будто бы даже не коснувшись ее. Вначале связи с прошлым скорее отыскивали, чем рвали. Конечно, литература имеет свои закономерности, и одна из них — мирное развитие, преемственность; но наша преемственность была слишком спокойной, механической, стало обычаем перенимать критический реализм вместе с недостатками. Прежде чем началось сопротивление, спор, бунт, здесь уже появились каноны, нормы, новые окаменелости. То, что мы, как широко известно, не боролись с традицией, вышло нам боком.