Садимся на диван.
— В отпуск или совсем? — спрашивает Миронов, как и прежде прикрывая глаза ладонью. — Работенка есть для тебя. Председателем колхоза пойдешь?
— Всего на десять дней приехал…
Миронов разводит руками:
— Я-то думал… Здоровье как? Не жалуешься?
— У меня в порядке. А ваше?
— Сердце пошаливает. Но пока терпимо…
На столе звонит телефон. Миронов снимает трубку.
— Слушаю. Ах, это ты! Так, так. Правильно!.. Складки и морщинки с лица секретаря райкома исчезают. Кажется, он стал куда моложе, чем даже тогда, когда беседовал с нами, первыми комсомольцами. Он продолжает разговор с невидимым собеседником:
— Сколько? Пятьсот пудов зерна? Сверх плана?
Молодцы. А колосьев на поле много осталось? Пионеры решили собрать? Очень хорошо. Но надо, чтобы правление раскошелилось. Неплохо бы отряду новый барабан, фанфары купить… — На лице Миронова снова появляются морщины — Ни в коем случае! — кричит он в трубку. — Оставаться на ночь в колхозе запрещаю. Не уговаривай: за-пре-ща-ю! Непременно приезжай. Все!
Секретарь райкома кладет трубку на рычаг, возвращается ко мне. Потом вдруг хватается за голову:
— Ай-яй-яй. Забыл ей сказать, что ты тут сидишь. Это ведь Любаша звонила. Ну ничего. Вечером все равно будет здесь.
— Как она работает? — спрашиваю. — Справляется?
— О, Любаша замечательный работник. У нас в районе ее знают, любят, ценят. Ею ЦК республики заинтересовался, забрать, видно, в аппарат хотят…
Вечером, когда стемнело, я зашел в райисполком. Застал одну уборщицу, пожилую женщину.
— Товарищ военный, вы по какому делу? — спрашивает она. — У нас сейчас никого нет. Все разъехались на хлебозаготовки, а сам председатель в Минске.
Объясняю, что мне нужна товарищ Метельская. В райкоме сообщили: она вот-вот должна вернуться.
— А вы кто ей будете? — интересуется, упирая руки в бока.
— Знакомый, товарищ детства.
Женщина понимающе кивает головой:
— Давно не виделись?
— Давненько.
— Вы теперь ее не узнаете. Расцвела. Мужчины на нее заглядываются, а она — ноль внимания. Работы много, учится. Сколько раз утром придешь ее кабинет убирать, а у нее голова на книге — спит… А вот и она идет, — прикладывает палец к губам уборщица. — По походке узнаю.
В приемную действительно входит Любаша. Она пополнела, но фигура по-прежнему стройная, гибкая.
На бронзовом от загара и обветренном лице выразительные синие глаза выделяются еще резче. Золотистые, коротко остриженные волосы выглядывают из-под красной косынки. На Любаше старый жакет, вышитая белая блуза. В руке желтый чемодан-бочонок.
— Добрый вечер, тетя Клава, — здоровается она с уборщицей, не замечая меня.