— И все это время, значит, она была с тобой?
— Да, все время. Ты меня пугаешь, Беатрис. Почему ты все это спрашиваешь? Ты ведь не думаешь, что Армстронга убила Миган?
— Правда, не думаю?
— Ну а если даже и убила, — горячо ответила мать Миган, — так этот ужасный мальчишка вполне такое заслужил. Я его всегда терпеть не могла. Он был настоящий Дионис!
— Что было вечером? Кто первый ушел спать — ты или Миган?
— Мы спали в соседних комнатах. Ты поднимись и посмотри сама. Мы поднялись в спальни вместе и разговаривали, готовясь ко сну.
— А после того, как ты легла спать?
— Знаешь, Беатрис, эти вопросы совершенно бессмысленны. Если бы я думала, что ты подозреваешь Миган, а я вижу, что это так, я бы продолжала врать. Ты бы ни слову не могла поверить из того, что я сказала.
— Я бы отличила ложь от правды, — ответила миссис Брэдли подчеркнуто вежливо. — Видишь ли, Армстронга убили до того, как экспедиция отбыла в Эфес.
— А, когда он пропал. Да, конечно, все мы это знаем. Но как бы там ни было, на твои вопросы я отвечать не буду. Скажу все же одну вещь — и это правда, насколько я знаю. Миган не могла бы выйти из комнаты, не разбудив меня. Я с самого рождения Айвора очень чутко сплю и просыпаюсь от малейшего звука.
— Зачем ты послала Миган к сестре? Чтобы не мешала?
— Беатрис, ты ужасна! Я тебе говорила, зачем я это сделала. Она в любом случае вернется на следующей неделе.
— Очень хорошо, дитя мое. Как ты понимаешь, доставить тело на корабль было бы трудно. И я не думаю, чтобы его туда доставили.
— Кто сказал, что его туда доставили?
— Рональд Дик. Ты думаешь, мне следует пойти на стадион поискать пятна крови?
— Пятна крови?
— Дик сказал, что именно там застрелил этого молодого человека. Застрелил его из Одиссеева лука с обратным изгибом.
— Это просто смешно!
— Да, я знаю. Но если не на стадионе, то где?
— Я думаю, есть масса разных мест. Афины не Лондон.
— Ни в малейшей степени не Лондон, — согласилась миссис Брэдли.
— И более того, — продолжала Мэри Хопкинсон, — здесь совсем иначе воспринимаются все эти вещи — убийство, подозрение в убийстве, отношение ко всему этому как к материалу для воскресных газет и так далее. Здесь вспоминаются древние события, здесь смотришь на вещи, как смотрел на них Гомер, как смотрел Эсхил, или Еврипид, или милый Аристофан. И смерть кажется обыденностью по сравнению с… не знаю, как сказать… С по-настоящему великими вещами. И думаешь о том, что жизнь рабов ничего не стоит, и чувствуешь, как парит рок на огромных крыльях среди величественных гор и на фоне ясных небес.