— Нет, я… Я не хочу! — Александр Борисович схватился за ворот рубашки Оторвавшаяся пуговица упала на стол и покатилась мимо револьвера, под висевшей лампой, на другой край стола. Прямо мне на колени.
Аркадий с ужасом смотрел на то, что миг назад было воплощением интеллекта. Иная последовательность лицевых мышц — а результат!
— Беги же!
Верхняя губа Стачанского дернулась, поднялась, обнажая клык.
— Беги!
Аркаша отшвырнул стул, метнулся к двери. Поздно. Расставив руки, Стачанский преградил путь.
— Ххха!
Оставался второй выход — кухня. Аркадий, увернувшись от Стачанского, бросился в галерею.
Мы живем среди иллюзий. Одна из них — что человек со связанными сзади руками беспомощен.
Лишь бы слушались пальцы!
Я обошел стол и взял револьвер. Я почти ничего не чувствовал. Оставалось уповать, что пальцы выполнят приказ.
Хриплое рычание донеслось из галереи. Рычание, и крик отчаяния. Я бросился туда. В галерее никого. Повезло, тучи разошлись, луна светила в окно. В темноте у меня шансов еще меньше.
Я очутился на кухне, и когда Стачанский оторвал от Аркадия свое окровавленное лицо, сомнения покинули меня. Я, наконец, оказался прав.
Я нажал на курок. Первые две пули — мимо, но остальные достались Стачанскому. Он свалился и пополз, пополз, не замечая меня, к одному ему ведомой цели.
Кровь пульсирующим фонтаном выходила из разорванной шеи Аркадия. Можно было пережать артерию — но не связанными руками.
Пока я пристраивал нож, перерезал путы, высвобождаясь, фонтанчик превратился в струйку, а струйка — в ничто.
Непослушными руками я взял секач и свечу.
Кровавая дорожка тянулась через галерею в обеденный зал.
У лестницы силы покинули Стачанского. Он лежал на боку, поджав ноги к животу, царапая руками пол.
Я наклонился. Он нашел меня взглядом.
— Вы были правы… — тихий, прерывистый шепот слышится мне до сих пор. — Этому бесполезно противиться. Я пытался… — со мной говорил человек, страдающий от боли и тоски. — Даже лучше, что все кончилось… — он всхлипнул и замолк.
Зрачки дрогнули, расширяясь.
Я остался один.
1
Александр Александрович смотрел хмуро и безрадостно. Впустую были и толстая сигара с голубоватым дымком, и шикарная золотая цепочка с золотыми же брелками. Еще бы, такое событие, а он — в стороне. Виси на стене и любуйся, как люди съезжаются играть, загребать деньги, и какие деньги! Деньжищи! Досадно. Оттого и не в настроении господин Алехин кисти местного любителя шахмат и живописи.
Наскучась портретом, я вернулся в уголок, к мягкому засасывающему креслу.
Секретарша терзала двумя пальчиками «Олимпию-Зупертайп», а вентилятор качал головой, не одобряя надругательства над импортной техникой.