Молодой боец смотрел укоризненно. Каюсь, каюсь, заставил ждать, часы отмерили четверть часа моего времени. Я уселся, поправил фигуры, придвинул к себе бланк…
… Дубовая, низкая дверь на вершок вросла в плотную селитряную почву. Киркой я долбил, рвал, кромсал слежавшуюся землю, а сзади наползал тошнотворный дым газовой гранаты. Отпугнет на полчаса, не больше, а потом — одна надежда на «калаша», висевшего на груди. Выстрелы со стороны Ивана смолкли, пропал друг, но скорбеть будет время, если сам выберусь. Пара ударов по замку, и путь в погреб свободен. Выложенные известняком стены на удивление сухие, на потолке — паутина, кого они ловят? Свет фонаря упал на стеллаж с брезентовым свертком. Нож трудно распорол ткань, часы на руке пищали, предупреждая о рое рентгенов, и, наконец, тускло отсветил нетронутый ржавчиной цилиндр, маленький, с молочный, бидончик.
Наверху заскрипели петли, похоже, газовый барьер не остановил мертвецов, и я с сожалением отвел взгляд от находки. Ничего больше не имело значения, раз я отыскал ее — атомную бомбу образца одна тысяча девятьсот восьмого года…
…Холодное, мокрое прикосновение перевело во внешний мир — реальный, вещественный, где можно вернуться на прежнее место и застать прежних людей — иногда.
Супротивник отпустил мою руку.
— Я бы хотел, — как-то робко предложил он, — разобрать нашу партию, пройтись по ней вместе…
Я глянул на доску. Да, дайте мне пару деньков, и я отвечу — чья взяла. Может быть, правильно отвечу. Зато со временем вопросов нет: у меня прибавилось двадцать минут, у соперника — просрочка. На тридцать третьем ходу.
— Не в моих правилах анализировать наспех, — я вложил в голос высокомерие всех виденных киногероев. И — удалось, обидел человека. Вот какой я нехороший.
Подходя к судейскому столику, я решился взглянуть на бланк. Почерк чужой — наклон влево, буквы крупные, корявые. Проблемы с чистописанием, ко всему прочему.
Зрителей поприбавилось — окружили монитор в фойе, шумят, подсказывают. Я протолкнулся к экрану. А, это компьютер. Доска на экране, угловатые фигурки и пульсирующая надпись: «Программа Садко».
— Стольник, — уговаривал собравшихся бритоголовый владелец чуда, — стольник за уникальный шанс сразиться с лучшей отечественной программой! Победителю — пятьсот!
Очередной храбрец уселся перед сонитором.
— Дешевка, наперсточники, — буркнул кто-то у меня над ухом. — В лучшем случае этот металлолом тянет на первый разряд.
— Сыграл бы сам, — подзуживал другой.
— Сыграю, не бойся. Спорим, прибью железяку!
Ох, к чему это мне? Я выбрался на волю.