– Маленькая ты еще, Верка, чтобы заниматься государственными делами.
– Какая есть, сестрица, такая и есть… Либо принимай без переделок, либо отказывайся.
Несмотря на то, что Верка превратилась в красавицу и выглядела взрослой, была она еще маленькой, и романтика ее тонконогая, прозрачная, как воздух, произрастала из детства, и ученическая убежденность в правоте своего дела, и полное незнание того, что ждет ее на севере, – все это было школьное, шаткое, способное рухнуть в считанные миги. И тогда вместо одной точки зрения возникнет другая, совершенно противоположная рухнувшей.
– Эх, Верка, – вздохнула Елена, – а об истории Шпицбергена ты что-нибудь знаешь? Кто открыл, кто чего делал, кто кому нос разбил куском льда?
– Знаю, что уголь открыл русский геолог, фамилия его Русанов, он там, кстати, поставил заявочные столбы, двадцать восемь штук. Биографию Русанова мы изучали на курсах, – Вера гордо вздернула подбородок. – Великий был человек.
– Верка, Верка, – Елена укоризненно покачала головой, – пора бы уже расстаться с детством.
Солоша, которая любила Веру больше старших дочерей и не скрывала этого, попробовала шикнуть на младшую дочь и запретить ей даже думать о Шпицбергене, но та так зыркнула на мать, такой огонь посыпался из ее глаз, что Солоша замолчала и отступилась. Больше попыток уговорить дочь она не предпринимала.
Пирогов знал, что говорил: в штабе флота Коваленко сообщили о предстоящей работе в Констанце, румынском порту.
– Жену с собой можно взять? – спросил Коваленко.
– Нет! – жестко, отметая сразу все просьбы, ответил капитан третьего ранга, в чью группу входили Коваленко с Пироговым. – А потом не факт, что мы там пробудем долго. Судя по тому, что задание, поставленное перед нами, незначительное, через две недели нас могут отправить обратно.
– Так что нам сказать своим женам?
– Пусть ждут. Как все жены моряков… Понятно?
– Так точно, товарищ капитан третьего ранга.
Капитан третьего ранга имел право на жесткость – на кителе, над орденскими планками, у него поблескивала звезда Героя Советского Союза.
Вера оказалась крепким орешком – ни мать не послушалась, ни отца, который еще был жив, но уже угасал, да и постепенно терял авторитет в семье даже у внучки Ирины, которая заканчивала школу и грозилась превратиться, как и Верка, в красивую взрослую барышню (как быстро течет время, ах, Иринка, Иришка!), – и отбыла на таинственный, очень далекий Шпицберген.
Несмотря на диплом об успешном окончании курсов, геологом она не стала, – ее даже коллектором в партию не взяли, – вместо этого вручили большую суповую поварешку (на курсах ее, как мы знаем, познакомили и с поварским делом), пара поварешек разливных и штук восемьдесят алюминиевых мисок разного калибра, россыпью – шанцевый инструмент: ложки, вилки, ножики – и велели нахлобучить на голову поварской колпак.