— Слезайте уже пить чай! — не в первый раз позвала парня очень деятельная женщина с капризным лицом и вялыми губами, пахнущими детским кремом.
Очень ему не хотелось, но пришлось прерваться и спускаться вниз, к людям.
Кроме загорелых супругов, севших в степи, в купе была еще бабушка Александра Ивановна. Уже три часа в пути, а она ещё не отошла от беготни с сумочками, ящиками и сеточками, которых у неё набралось на пять мест, — сидит,>опустив руки, без сил, со всем согласна и всему улыбается.
— Так мне не понравилось в городе, — сказала Александра Ивановна. — Двадцать лет не была. Думала, всё по-прежнему, — куда там, ничего нет.
— Воблы хотела купить. Куда там! — пожаловалась бабушка. — На базаре дорого, а хозяин обещал достать, да ничего не сделал. Я теперь жалею, что поехала. Знакомы то мы давно, и в гостях у меня они были, — вот я и приехала. Да только триста рублей прокатала, одно расстройство… Думала, как у людей будет, а он пьёт. Давай, говорит, пятёрку, всё будет. Дашь — пропьёт. А хозяйка ругается. И питаться у них неудобно, — всё, кажется, смотрят за тобой, сколько съешь. Я в столовую ходила — всё лучше… Уж лучше б дома сидела, так тяжело всё, еле уехала. Я ведь желтухой заболела и в больнице провалялась больше месяца. Вся иссохла. На капельнице жила. Что в городе и есть хорошего — больница. Доктора обходительные, как с человеком — в столице такого и не ждёшь — всю жизнь нянечкой ведь и табельщицей проработала… Доктор меня не хотел выписывать, но я обманула, сказала, что билет куплен, а другого мне не купить. Он по-всякому обходил, и к кому приехала спрашивал, и зачем. Я и сама не знаю: зачем? Понесло дуру на старости лет молодость вспоминать.
— С мужем я там познакомилась. Мужа семнадцатый год как схоронила. Сердечник был страшный. Он и жениться не хотел из-за сердца. Я на девять лет его младше. А ему сейчас было бы семьдесят два.
Баба Шура казалась гораздо старше своих лет. Сухонькая, даже измождённая, с улыбкой открытой, ободряющей, но бессильной какой-то, мученической.
— Так, значит, родные, а хуже чужих? — спросила деловая женщина. — Вот люди!
— Обычные люди, — отказалась Александра Ивановна. — И сам пьёт, и жизнь у них грязная. Другое дело, я, дура, что поехала.
Пока она говорила, супруги достали из пахнувшего рыбой огромного рюкзака жирный свёрток, выбрали из него собственного приготовления копченого леща, разломили и предложили попробовать. Самой аппетитной штукой в рыбе казалась шкурка — снаружи грязно-золотая, твёрдая, а внутри нежная, красная.
— А мы столько рыбы наловили, что не увезти! Коля подтвердит. На таком замечательном озере в степи были — одни камыши вокруг с верблюжьей колючкой и полынью, и ни души. Накупались, назагорались. У нас здесь друзья служат. У них на том озере местечко оборудовано. Палатка, кострище, мангал. И вот вы представляете — никого в степи, кроме нас! Каждый день — уха, солнце печёт. Я вся чёрная, как из Африки! Отдохнули замечательно! Степь, ильмень, тишина, солнце, рыба, помидоры, в село ехать далеко — через паром. Никакое море не сравнится…