Для Игната Мишка был светлячком манящего мира легкой жизни. На занятия ходить он и не думал и ничего не боялся, поняв довольно лояльную атмосферу факультета и договорившись со старостой группы не отмечать прогулы в журнале. Первую сессию он сдал играючи, вторую — без пятерок, но ведь совсем не учился!
А как красиво он одалживал деньги до стипендии, доставая из кармана пачку пятерок и десяток! В общем, дотянуться до него было трудно, но Игнату было достаточно того, что Мишка его замечал и покровительствовал ему перед картежниками.
Игнат возвращался после занятий первым и был для Мишки иногда, как будильник. Тот садился на кровать, потягивался и шел в трусах к шкафу причесываться, разглядывая себя в зеркало. Иногда трусы не скрывали его напряженной плоти. Игната он не стеснялся…
С московских орбит картежники принесли в общежитие первых курсов живое знание обычной жизни. Без хороших сигарет, водки, коньяка и закуски теперь они не играли. Закуску им доставала незамужняя продавщица мяса и колбасы одного из столичных магазинов. Она им обеспечивала и другие потребности.
Как понял Игнат, с продавщицей они познакомились на одной из заигранных квартир. Она пришла с лысым ухажером, который проигрался и был немедленно отставлен в пользу Мишки. Была она невообразимо стара — двадцать восемь лет — и отличалась хорошо округлившейся на добром питании фигурой и горячими фантазиями, проистекающими от страхов засыпать в своей отдельной квартире в одиночку. Одним из любимых развлечений у картежников стало повыспросить очередного ухажера, которого продавщица пустила в свою постель, как она раздевалась и помогала кавалеру, готовая на все, как закатывала глаза и как просила выходить из нее, не заканчивая.
Орловский заводила похвалился тем, что не выходил. «Ну и дурак! — восхищенно сказали ему Генка с Мишкой. — А она что?» — «Да ничего, — махнул он им рукой. — Немножко поплакала как девочка. Потом мы еще с ней выпили, и она все забыла».
Эх вы, друзья! Поощряли Мишку, похваливали, а потом, когда пошла крупная игра, бросили. Сами утекли, а парня оставили прикрывать отход. Пропал бы он, если б не отец. Да и не известно еще, что с ним стало. Не просто так Коран запрещает азартные игры…
Линии в ночи переменились, и хохлы теперь стали фоном и спрятались за студенческими воспоминаниями Прянишникова. В них он почти жил, а с хохлами спускался, как по реке, течение которой не осилить, пока не выплыл на бережок к Тарасу Бульбе.
Красивы украинские ночи, душевны украинские песни, щедра украинская земля. Мила украинская вольница русскому сердцу. Но слишком уж ветрена, нетерпелива до любезной ей легкой жизни. Если бы еще смогла она придумать свой особый путь. Так не придумала ничего лучше того, что «моя хата с краю». А хитрецы тут как тут. И обнимут, и пожалеют. И посоветуют одной быть. То турки обманут, то поляки. То цивилизованная Европа. То оплот демократии. И всегда в незалежной найдется красавец, заглядывающийся на чужое добро. И должен будет брат исправлять предательство брата дорогой ценой. А несчастный отец — вразумлять неразумных своим горем и своей смертью.