День народного единства (Уроборос) - страница 17

— Не смогу я, Ваше Благородие. Святой истинный крест не смогу. В глаза то. Стыдно мне. Стыдно.

— Сделай, родной, для меня. Я вот тебе и крестик дам. Золотой. На, возьми. За него много денег дадут. Не отказывайся. А то и носи. Этот крестик и от пули, и от штыка. Да от всего. Ты пока его не снимешь — не умрешь. Я вон сколько лет… Лет. Столет… Маюсь. Возьми. Ты его всегда отдать кому угодно сможешь. Да и просто в озеро выкинуть. Если захочешь. Без последствий. Без… Возьми. Надень. Так. Теперь можно. Давай. На тебе мою саблю. Кровь… Любовь… Серебро… Золото…

Я смотрю в глаза тебе, вышвысокобродие. В глаза сильного, мужественного человека. Они у тебя голубые, как почти у всякого русского. Сабля в сердце легко вошла. Крови нет. В глазах вижу беспокойство, которое стало на нет сходить. Уходить. И вот совсем в глазах радость появилась. Все. Умер. Саблю обтер ветошкой, что лежала под ногами. Ветошку в карман положил. Тело полковника ударилось об пол. Что мне теперь делать? Я чувствую жар по всему телу. Сердцебиение. А то вот как войдут сюда? Что мне делать? Ведь убьют сразу, разбираться не будут. То есть может и будут. Но сначала убьют. А потом разбираться будут. Как всегда в России-матушке. Что с глазами? Вижу пятна. Больше ничего. Пятна светящиеся. Слышу звуки. Что со мной? Господь наверно наказывает. За четыре смертных греха. Нет. Вернее скажу. За один четырехкратный смертный грех. И еще за сребролюбие. Глаза начал тереть. Вот ведь напасть. Как же всегда не ко времени все это. И ног не чую. Ноги отнялись. И сердце внутри. Бух-бух. Бух. Бух. Провалилось. Умираю тоже что ль? Бух. Бух-бух. Бух-бух-бух. Завелось. Отдышался. Открыл глаза. Пятна. Но кое-что проступать начало. Пол деревянный. Темный. Краской покрашенный. Грязь на нем. Травинки. Камешки. Щели большие в некоторых местах. Им бы пол, конечно, по-хорошему, перестелить бы. Стены и потолок побелены. На полу перед входом в горницу половик положен. У печки лежат мои боевые командиры. Неживые. «Как дело сделаешь, уходи сразу. Не подвергай себя опасности. Нас как найдут, так люди добрые и похоронят». Это мне полковник так сказал. Значит, тому так и быть. Может сапоги с них снять и в вещмешок. Сапоги то хорошие, яловые. Их за хорошие деньги потом можно будет продать. А побегу я все равно. Дезертиром стану, это решено. Вернее верного. С такими деньгами. Мне только один путь — на родину. В Вешки. А там разберемся. Там разберемся. Прости Господи. Но я их всех обыскиваю. Каждую складочку. Каждый кармашек. Вот у штабс-капитана часы. Именные, наверное. Надписано на них не по-русски. Золотые. В карман. Так кольца обручальные. Легко снимаются. Господин полковник. Господин полковник! Что же с вами делать? У Вас вот кольцо не снимается. Маслом что ли каким смазать? Или мылом. Что за бутылка стоит? Понюхал. Керосин. Не люблю запах керосина. Полил на руку. Растер палец керосином. Не снимается. Вот напасть. Убегать надо. Все я от них взял. Сапоги уложил. Вещи. Золотые вещи. Деньги, что мне полковник дал, я еще раньше под подкладку зашил. Обрез под шинель повесил. Знаки отличия сорвал. Документ мне писарь справил. Лесами. Лесами. Дойду. Ну, все господа. Земля Вам пухом. Так образа. На колени встал. Господи, Иисусе Христе, прости меня за грехи мои вольные и невольные. Прости… Встал, одел папаху. Выхожу. Оглянулся. Эх!!! Полковнику оно все равно уже без надобности. Другие снимут. Взял штык и палец полковнику отрезал. Прости. Прости ради бога. Не хотел я. Бес попутал. Кольцо какое. Отродясь такого не видел. Блестит в темноте. Как такое может быть? А одену я его. А что? Бросить его? Ай, красота! Померить только. Впору. Как на меня сделали. Я слышать звуки перестал. Уши мне что ли проткнули острым чем-то. Звук какой неприятный. Ну хоть не глухой я. Канонада. Или просто молотом огромным по земле бьют. И сердце ему вторит. Поесть надо перед дорогой. Разложил яйца, сваренные вкрутую. Хлеб. Картошечка вареная. Ах, хорошо перед дорогой, да картошечки. Соли нет. И запить нечем. А и не надо. Закурить самосаду. А потом пойду. Закрою глаза. Блаженство. Милая жена моя Алевтина Матвеевна. Свидимся ли еще когда-нибудь? Дети мои… Отец… Мать… Сестры… Один я у них… трава… Березки… Шило… Шью что-то… Не смотрите на меня господин полковник. Не смотрите. Кольцо Вам все равно без надобности. Кто другой забрал бы. Да Вам и палец уже без надобности. Какая разница Вам с пальцем или без пальца в земле сырой лежать? А я жив пока. Ну не смотрите. Стыдно мне. Так стыдно. «Поздно, Ванька. Что ж ты раньше не ушел? Теперь поздно». Сморило вроде. В хате тишина. Нет никого. Речь какая-то на улице. Не русская. Ох ты. Немцы. Фронт прорвали? Или разведчики? Попал. Если человек пять. Револьверы надо взять. Вот я дурья башка. Сапоги взял. А револьверы. Так, четыре. Полные барабаны. Только у полковника. Один выстрел он, по-моему, сделал. Два в карманы шинели. Два в руки. Застегнуться на все пуговицы. Стою, жду. В обеих руках револьверы. Никогда я с двух рук не стрелял. Шаги. Пот по всему телу побежал. Так, ни звука. И дышать тихохонько, как мышка. Шорох. Скрипит что-то. В темноте не видать ничего. К стене осторожно отошел. Вжался. Скрипнула дверь. Руки с револьверами по направлению к сеням. Дрожу. Господи спаси и сохрани. Сохрани и спаси. Кто-то в сенях медленно движется. Не могу думать. Не знаю, что делать. Ужас сковал тело. Присел. От напряжения руки сводит. Ничего не слыхать. В проеме что-то ощущается. Кто-то что ли… Вглядывается. Шаг в горницу. Человек. С ружьем. В мою сторону пошел. Меня не видит. Как это сейчас происходит? Что за наваждение? Будто не я это сижу на корточках весь мокрый от пота. Неподвижно. И он, солдат этот. Неподвижно замер. Если выстрелю — всё. Прибегут остальные и тут такая потеха начнется. Ага. Увидел он меня. Кольцо на правой руке блеснуло. Сейчас стоит, рассуждает. Ну, если ты сейчас медленно начнешь винтовку с плеча снимать, я точно выстрелю. Так. Он это тоже понял. Стоит. Думает. Учащенно дышит. Главное не делать резких движений. Тогда все хорошо будет. Развернулся и медленно пошел к двери. Что делать? Стрелять? Нельзя же его так отпускать. Палец на курок надавил. Ещё чуть-чуть и выстрелю. Курок. Палец. Боек. Барабан. Патрон. Вышел он. Так. Сейчас или лимонку бросят, или забегут впятером и расстреляют в упор. Где подпол? Где же он? Где кольцо? Открыл крышку погреба. И пулей вниз, упал на мешки мягкие какие-то. Крышка захлопнулась. Звон стекла и оглушительный взрыв. Сверху на меня посыпалась пыль, земля, камешки. Лимонку бросили. Суки! Мешки подо мной тихо застонали. Люди. Наверху затопали, забегали. Выстрелы послышались. «Всё, четыре трупа». Русские. Так. Сейчас откроют погреб. Наверху отблески огня. Видать хата загорелась. Чего делать? Отполз. Да это дети. Мальчик и девчонка. Я им пальцем показываю около губ — сидите тихо, ни звука. Они поняли. А пожар-то разгорается. Деньги все. Вот из-за денег в какую историю влип. Останусь живым, али нет, непонятно. Из погреба выхода нет, это точно. Наверху шаги, ходят, бегают, не разберу, что они там делают. Надо решаться. Или выходить наверх и стрельбу начинать, или здесь под землей себе пулю в лоб пустить. Вот такая боевая обстановка. Но пулю в лоб, это ж как после всего того, что здесь произошло. Денежки, золото. «А ну, — шепчу детям, — если жить хотите. Открывайте подпол осторожно. Вылезайте медленно. Руки подымайте. И плачьте, плачьте. А я — за вами». Мальчишка сообразительный оказался. Быстро открыл крышку погреба и со словами «Дяденьки не стреляйте» с поднятыми руками начал медленно подниматься из подпола. А за ним и сестренка его побежала. Я за детьми присматриваю, выглядываю. Дети в проеме исчезли. Я быстро, как чертик из табакерки раз. И обоих врагов вижу. Одного и второго. Револьверы прямехонько на них направлены. Бах-Бах. С двух рук. Оглянулся, а больше никого в хате нет. Прислушался — тишина. Только дети на полу плачут. Всхлипывают и мальчишка своим телом малышку прикрывает. За окном ни звука. Только снег все валит и валит. Да огонь разгорается, готовится стать настоящим пожаром. Мое все при мне. Я детей с пола поднимаю. «Не бойтесь, душеньки, теперь у вас все хорошо будет». Подталкиваю их к двери. Выходим. Давайте. Снежок падает. Тишина. Благодать. Воздух свежий. Жить-то как хорошо, Господи. Я детям помог теплее укутаться.