— Вас как звать?
— Меня Ванька. А сестренку — Машенька.
— Ванька. Тезка значит. И меня Иваном. Зови меня просто дядя Иван. А где родители ваши?
— Мамка умерла. Мы одни здесь. Все ушли. Мы картоху сырую едим, — Маша плакала.
— Пойдем зайдем куда-нибудь, погреемся. Я вам заодно хлеба дам.
Детишки побежали впереди меня по хрустящему снегу. Я поспешил за ними. Думал, что делать мне с ними. Со свалившейся на меня обузой. Потерял я их из виду. Стал оглядываться по сторонам. Высматривать их. Как сквозь землю провалились. Пострелята. Оглянулся. Огонь разгорелся. Здоровенное пожарище. И огонь на соседей перекинулся. Ветер сильный подул. Сгорит, всё сгорит.
— Дядя Вань, давай быстрее сюда, а то Машенька кушать очень хочет, плохо ей совсем.
Я зашел в хату. Снял вещмешок, развязал его полностью и, порывшись, вынул хлеб. Отломил два куска и отдал детям. Они начали его жадно есть. Мне не хотелось, и я затянул самосаду. Сижу, курю. Думу думаю. Что мне с детьми делать? С собой я их не возьму. Оставлять их… Помрут. Хоть так крути, хоть сяк, все равно негодно получается. Плохо не по-христиански. Мысль ужасная в голову лезет. Ужасная, но естественная, в продолжение всего того, что только что тут сотворилось. Ладно. Этого я точно не сделаю. С грехом таким непосильно мне жить будет. Горький ком к горлу. Как же это я подумать о таком мог? Пес я пес. Каяться всю жизнь буду. Кающийся злодей. Не отмолю. Нет. Нет.
— Дядя Вань, а ты что плачешь? У тебя тоже кто-то в войну умел?
Лапочка. Буковку «р» не выговаривает. Подошла. Волосы беленькие, глаза голубенькие. Крошки хлебные по всему личику. Подошла, гладит. Я обнял ее, сам плачу уже не стесняясь никого, по головке светленькой глажу ее. Ванька тоже подошел, стоит, смотрит на меня. Глаза на мокром месте. Как же они мне детей моих напомнили. Милые, любимые. Война меня совсем без сердца оставила. Превратила в сурового, безжалостного солдата, для которого убить человека, что плюнуть. Ах ты чтоб… И ведь убивал, не думал, что живые люди передо мной. И их вот хотел. Милые мои. Не плачьте, не бойтесь. Дядя Ваня вас в обиду не даст. Машенька. Ванечка. Поцеловал их. Слезы утер. Шум за окном. Всадники проскакали. Нас не заметят. Мы огонь не зажигаем. Печку не топим. Не шумим. Поди ж ты найди нас. Холодновато конечно, но мы сейчас укутаемся. Надышим. Вроде щелей нет, холодом с улицы не тянет. Я положил на печь мешковину, уложил детей, накрыл их шинелью.
— Вань. А вы в подполе долго просидели?
— Нет. Не долго. Мы сразу до того, как вы с дядьками зашли… Мы бежали от вас, испугались. В подпол нырнули. Всё слышали… Ты зачем их убил? Шибко попросили?