Ночь он провел, один в своей уже бывшей квартире (как назло, через два дня срок очередного платежа, а еще через три дня уже придут выселять). Думал, что если Бомба сейчас взорвется, это будет лучшим выходом, решившим все проблемы. Но настало новое утро, нечего было делать и некуда идти. И тогда он вспомнил про револьвер — обычно лежавший в ящике стола, так как Бриссон не умел стрелять. Хотя помнил, как заряжать, взвести курок и нажимать на спуск.
Застрелиться самому? Но разве это будет по-христиански, если виновники его беды останутся жить?
"Ситроен" стоял во дворе, бензина в баке должно было хватить, чтобы доехать до бульвара Османа. Если продать машину, можно пожалуй прожить еще месяц… а после, все равно конец, лучше уж сразу. Париж будто вымер — приличная публика куда-то исчезла, зато несколько раз по пути Бриссон видел какие-то шайки, весьма похожие на мародеров. Магазины все были закрыты, иные уже зияли разбитыми витринами и выломанными дверьми. Нигде не было полиции. Может, и Фавро уже сбежал, что в опустевшем городе делать страховой фирме?
Нет — хотя во дворе суета, пара машин стоит, что-то грузят. Крысы бегут от пожара — и вся вина его, Бриссона, что он пытался сделать это раньше на один день. И сам Фавро должен быть здесь — если этот бизнес, его жизнь. Не будет у него ни того, ни другого!
Бриссон остановился у двери — все же трудно было ему, кто раньше даже улицу в неположенном месте не смел перейти, сейчас переступить черту. Дверь раскрылась сама, и выглянул Рене. Сказал с ухмылкой:
— Не велено пускать. Пошел вон. Клошаров здесь не кормят.
Это было последней каплей. Бриссон легко выдернул из кармана руку с револьвером. Рене умер не сразу, стрелять пришлось дважды, в грудь и в живот, слишком здоров был. Бриссон вошел внутрь, тем же путем, которым он ходил двадцать лет — однако же сейчас чувствуя себя богом, вершителем чужих судеб. Выстрелов не могли не слышать — но жизнь приучила простых парижан не бежать туда, где стреляют, а запереться и ждать, пока те, кому положено, полиция и армия, решат проблему — так и тут, на входе должен караулить Рене, он опытен и вооружен, никто ведь не знал, что он уже мертв? Черт, у Рене где-то должен быть пистолет — надо было взять, а то пять патронов всего осталось. Вернуться — но нет, вот открывается первая дверь справа и в коридор выскакивает Симона из бухгалтерии, пару раз Бриссан ее даже на чашку кофе приглашал в бистро, и ничего не имел против этой женщины в возрасте под сорок, всегда готовой мелкую услугу оказать — но сейчас она, увидев человека с револьвером, застывает враскорячку посреди коридора, выставив руки, и дико визжит, этот звук просто невыносим для нервов, и Бриссан снова стреляет, и идет дальше, переступив через тело. Вот, четвертая дверь слева, пинком ее открыть — там Гарон за столом сидит, даже головы не поднял, носом в бумаги, ищет где еще непорядок — мерзавец, кто и мой документ заметил, теперь голова его разлетается от пули, как гнилой арбуз! А Бриссон идет дальше, как автомат, не замечая крови. Где-то бубнило радио — в Марселе бои между частями Иностранного Легиона и коммунистическими боевыми отрядами.