Он снова сложил письмо, положил в конверт и туда же засунул оторванный краешек. Было ясно, что письмо надо сжечь. Особых причин для этого не было, но причин не сжигать его было еще меньше. Сжечь письмо. Как же он всегда презирал преступников, оставлявших улики, мошенников, своевременно не бросивших поддельные бумаги в печку, не говоря уже о тех, кто занимается брачными аферами и забывает свой дневник в трамвае. Само собой разумеется, это письмо должно исчезнуть, потому что если вскроется, что оно находится у Альберехта, то именно оно…
Это было ясно, как божий день. Веверка – что значит это слово? Но как письмо уничтожить? Альберехт не курил. У него не было спичек. В кабинете вообще не было спичек. Пойти попросить у кого-нибудь? Это будет, считай, просьба о разоблачении.
Разорвать письмо на кусочки? Обрывки тоже живут своей жизнью. Альберехт сунул письмо в карман, намереваясь избавиться от него где-нибудь вне пределов здания суда. Веверка, повторил он про себя. Достал из кармана брюк серебряную коробочку для мятных пастилок, услышал, что в ней ничего не стучит, снова убрал.
Сел за стол, позвонил по телефону, чтобы ему принесли список задержанных и еще кое-какие бумаги. За полчаса все прочитал. Судебные заседания на сегодня отменены. Альберехт встал, взял шляпу и вышел в коридор.
И снова наткнулся на Бёмера, как будто тот все прошедшее время стоял и ждал его.
– Полицейские участки переполнены, – пожаловался Бёмер, – но половина людей из наших списков гуляет на свободе. Двоих полицейских уже застрелили.
– Я быстро вернусь, – пробормотал Альберехт и хотел пройти мимо.
– Так как же насчет архивов? – спросил Бёмер. – Давай я составлю опись? Сложу в одно место те документы, которым точно не стоит попадаться в руки к немцам. Например, все, что связано с людьми, нелегально перебравшимися в Нидерланды и находящимися в нашем поле зрения? Согласен? Это в любом случае первое, что мы должны сделать. Политические эмигранты и евреи.
– За последние годы таких было немало, – ответил Альберехт, – но сколько их на данный момент, я понятия не имею. А ты?
– Я пока тоже. Но ты не возражаешь, чтобы я этим занялся?
– Да, отлично. Займись. До скорого!
Альберехт почти бегом побежал по тротуару. Что было у Бёмера на уме? Он о чем-то проведал? Знал Лейковичей? Может быть, Лейковичи все-таки заявили об исчезновении девочки?
Но это нелепость – сидеть со сложенными руками и ждать, не явится ли Лейкович в полицию заявить о пропаже человека с указанием всех подробностей: девочка вышла из дома с письмом в руке… с каким письмом… письмом к родителям в Прагу… к ее родителям, но ведь Эрик говорил, что они сидят в концлагере… значит, к дяде… какой адрес… Доктор Линденбаум, Карпфенгассе, Прага (Прага… Капрова… Веверка…). Вы уверены? Этот адрес откуда-то мне знаком… А, это у Альберехта на столе лежало странное письмо… случайно попалось мне на глаза.