Я не собираюсь с ним церемониться. Начинаю сразу:
— Чего ты хочешь? Сомневаюсь, что мы тут, чтобы обсудить мое вознаграждение.
Голос Григория Михайловича становится острее, властнее. Он говорит:
— А тебе правда нужно вознаграждение, Шкрипач?
Затем смотрит мне в глаза и отвечает до того как я успеваю подумать:
— Нет, это не про тебя. Не про таких, как ты.
Отвечает правильно.
— Роскошный особняк? Золотой перстень? Я знаю тебя, Шкрипач, ты не представляешь насколько хорошо. Когда ты врешь мне — ты врешь самому себе.
Чертов спрут. Его слова звенят в черепе, но я все же бросаю в ответ:
— И что теперь?
— Не знаю. Ты все-таки смог меня удивить. Ты выбрался из Ки.
— Мы все выбрались.
Он качает головой.
— Нет, только ты. Эти двое не заходили… дальше.
— Мы…
— Вторая могила, Шкрипач. Вторые ворота. Так просто не объяснишь. Француз ведь не рассказывал тебе о Теореме Калигулы?
Я даже выдаю постную улыбку по такому поводу.
— Он воздержался.
— Я могу объяснить. Представь точку.
— Что?
— Первая могила — это точка. Вы не покидали ее, вы остались в точке. Путешествие не протекало за ее пределами.
— И мы все были там.
— Да. Это еще не теорема. Многие входили в так называемую плоскость. У шаманов другое слово для этого, но я не шаман.
«А кто ты у нас?» — проскальзывает мысль. И я жду, что он вновь ответит, словно прочитав вопрос в воздухе.
Но Григорий Михайлович всего лишь спрашивает:
— Что было дальше?
— Нас застали врасплох, полезла всякая чертовщина, и Тулун приказал мне рыть могилу.
— Вот. Вторую. Могила в могиле, точка в точке. Это и есть Теорема Калигулы.
— И что я должен понять из этого?
— Северяне называют такое явление «Ки», потому что в их языке нет понятия «парадокс». Но точка в точке — это как раз он. Черная дыра, из которой невозможно выбраться. Карман.
— Чертовски много болтаешь, но лучше не становится. Я просто нырнул в яму и встретил там новое безумие. Я ударил Ырху ножом и проснулся в той камере.
— Ки закрыт. Теорема нерешаема. В этом весь подвох, я хочу знать… Ты скажешь мне, как проснулся.
Я уже сказал.
Хотя и не планировал чесать языком. Вот и подтверждаются мои худшие предположения. Этот ублюдок не собирается убивать меня, ему нужны ответы, ему нужно, чтобы я остался здесь. Размышлял с ним об аде. Или был лабораторной крысой в этих размышлениях.
Так что я знаю ответ.
— Я покажу.
Встаю с дивана. Впервые ложь дается так легко. Григорий Михайлович, или кто он там на самом деле, слишком занят своей загадкой. Его глаза не засекают, когда моя рука ложится на куртку. Пальцы чувствуют рукоять сквозь ткань.