— Звучит заманчиво. Только прямо сейчас никак нельзя. Это было бы нехорошо. Я подсадила вас в такси, мы вместе поужинали, а теперь вот мы потихоньку отправляемся к вам домой. Технически выражаясь, это очень сильно напоминает «бабосъем». Нам с вами так не пристало.
С этим он согласился.
— Мы могли бы заключить своего рода соглашение. Мне кажется, денек-другой мы способны воздержаться от того, чтобы лезть друг к другу в постель.
— Так ведь обманете же.
— Вполне возможно.
— А если не вы, так я.
— Очень рад это слышать.
Ресторан закрывался, и официант, обслуживающий их столик, уже неоднократно и очень вежливо подходил, предлагая всякие совершенно ненужные услуги. Джонатан дал слишком, пожалуй, щедрые чаевые, заплатив, скорее, за прекрасно проведенное время, нежели за отличное обслуживание, которого он вообще не заметил.
Они решили пешком прогуляться до ее отеля, благо, недалеко, и улицы после дождя были прохладны и безлюдны. Они шли не спеша, обмениваясь коротенькими разговорами и длинными паузами. Ее рука лежала у него на локте, и она привлекала его внимание к разным замеченным ею мелочам, легонько сжимая пальцы. Он отвечал ей, слегка напрягая мышцы.
Они оказались у ее отеля до неприятного быстро. В вестибюле они пожали друг другу руки, а потом она сказала:
— Ничего, если я приеду на электричке завтра утром? Вы можете встретить меня на станции, и мы посмотрим на эту вашу церковь.
— По-моему, это было бы просто… неплохо.
— Спокойной ночи, Джонатан.
— Спокойной ночи.
Он пошел на вокзал, примечая по пути, что город выглядит не таким уродливым, как обычно. Из-за дождя, наверное.
Он прошагал через всю свою громадную спальню на хорах, сосредоточив все внимание на чашке кофе, которую нес в руках. Тем не менее часть кофе он все же пролил на блюдце. Чашка была большая, с двумя ручками, специально предназначенная для кофе с молоком. Несколько минут он стоял, облокотись о перила, пил кофе большими глотками, которые прямо-таки воскрешали его, и глядел вниз, на просторный церковный корабль, с гордостью и удовольствием. Там низкое утреннее солнце пробивало полумрак копьями разноцветного света. Умиротворение приходило к нему лишь тогда, когда дом, подобно броне, облекал его. В его мыслях смешалось приятное ожидание встречи с Джемаймой и смутное неприятное ощущение, оставленное тонами, в которых была выдержана его последняя встреча с Драконом.
Потом, спустившись в галерею, он собрался с силами и постарался-таки засесть за статью о Лотреке. Он набросал карандашом несколько пометок, потом грифель сломался. Значит, судьба. Так тому и быть. Он, конечно, мог бы корпеть и дальше, возделывая рыхлую, бездарную прозу — но только не в том случае, когда для этого требовалось очинить карандаши. Не его вина, что карандаш сломался.