Ивата шагнул внутрь:
— Верни сумку.
— А тебе-то что надо, Микки-Маус? — Морото улыбнулся; его натянутый резкий голос словно мячик отскакивал от стен комнаты.
Ивата сделал еще шаг:
— Верни ей сумку.
Морото, изображая детскую обиду, оглянулся на своих дружков.
— Мисс Сакаи развлекается с коллегами, старик. Лучше б ты свинтил кого-нибудь, а?
— Ивата, не надо! — умоляющим голосом сказала Сакаи.
Теперь Ивата стоял вплотную к Морото.
— Верни ей сумку. Последний раз повторяю.
Морото изобразил ужас. Остальные ухмылялись.
— Ой-ой-ой, последний раз! Да еще с интеллигентным киотским акцентом. Знаешь, что мне в тебе нравится, янки?
Ивата ударил его в живот. Морото согнулся пополам — глаза вот-вот выскочат из орбит, рот открыт и хватает воздух. Ивата вырвал у него сумку и тем же движением с силой толкнул его на пол. Теперь Ивату окружало трое: Тацуно, Ёси и Хорибе. Они не знали, что им делать. Первым очнулся и кинулся было на защиту вожака Хорибе. Но Ивата взглянул ему в глаза, и тот стушевался. Ивата передал сумку Сакаи, одновременно присаживаясь на корточки рядом с Морото. Тот часто дышал.
— Слушай внимательно, Морото. Чтобы больше и близко к ней не подходил. Надеюсь, ты усек. — В манере Иваты не было никакой театральности.
Морото с отвращением закашлялся, все еще держась за живот.
— Да ты не знаешь… кого ты решил нагнуть…
Ивата похлопал его по голове; едва отросшие волосы покалывали ему пальцы. Он ответил:
— Прекрасно знаю, Морото. Тебя, урод.
Он постоял, внимательно глядя на молодцов Морото. Потом вышел из раздевалки, Сакаи — прямо за ним. На двенадцатый этаж они спускались в молчании. Когда двери лифта открылись, перед ними возникла знакомая картина: какофония голосов, орущих в телефоны, желтушный свет, сигаретный дым, стелющийся по низкому потолку. Сакаи остановилась перед входом в туалет.
— Ивата!
— Да?
— Не надо было этого делать.
— Ты хотела сказать «спасибо»?
Она вздохнула и вошла внутрь. Ивата пересек всю комнату и вошел в кабинет Синдо. Тот сидел, уставясь в серое зеркало окна с недовольной гримасой на лице.
— Входите, инспектор.
Ивата убрал со стула пачку бумаг и сел.
— Слушай, мальчик мой, я только что разговаривал с шефом управления. Он сказал, что ростовщика отпустили, а этого кадра Идзаву еще держат. Что скажешь-то?
— Не думаю, что Идзири имеет какое-то отношение к делу — да и алиби у него железобетонное. А вот Идзава совершил как минимум несколько нарушений. Алиби как такового нет, зато есть неясный мотив и сомнительная репутация. Но семью Канесиро он не убивал, в этом я уверен.