Все произошло очень быстро — я просто не терял времени, а писать тебе в такие ответственные минуты о разных мелочах, сопровождавших мой переезд из Каста в Санлайт, не вижу надобности. Я пытаюсь быть максимально кратким. Только суть.
А дальше вновь совпадение за совпадением, десница судьбы неотступно вела меня. Когда в середине марта я приехал на встречу с риэлтором, чтобы посмотреть дом, который я купил уже через три дня, то, как бы невзначай, в беседе с ним упомянул о Мартине. И каково же было мое удивление, когда я узнал, что буду жить в получасе ходьбы от него, на одной с ним улице — Иоганна Штрауса. А затем… этот молодой парень — риэлтор, изменился в лице, и вознес меня на самую высокую степень блаженства.
— Вот только беда постигла мистера Мартина, — сказал он, проведя меня в ванную моего нынешнего жилища.
— Что именно? — я заинтересовался.
— Сына потерял неделю назад.
Чувство восторга начало заполнять меня — не из-за смерти его сына, который не причинил мне никакого вреда, нет. Оттого, что Мартину сейчас больно — больно настолько, насколько может быть больно живому человеку… хотя, вряд ли его можно назвать живым человеком. Нет, он уже мертвец.
— А что же случилось? — едва сдерживая волнение, спросил я.
— Да… — парень замялся, — ходят сплетни, что передозировка… ну это так, слухи…
И тут я почувствовал не просто восторг, а настоящее счастье, Истинное счастье, ибо лучшего и быть не могло. О большем я и мечтать не мог; мне казалось, что иного способа растоптать этого ублюдка и быть не могло. Честное слово, мне стоило немалых усилий сдержать себя от желания обнять и расцеловать этого парня, за новости, которыми он меня так порадовал.
— А дочь? — я попытался вернуть себе самый непринужденный вид и голос.
Риэлтор пожал плечами, и удивленно ответил:
— Нет у него никакой дочери. Только племянник остался — Жерар.
Но я-то знал, что у него есть дочь…
В тот день я пробыл в Санлайте до глубокой ночи, с одной только целью. Дождавшись темноты, я нашел его дом и бросил в почтовый ящик конверт с письмом. В письме было напечатано следующее: «Собаке — собачья смерть».
Я только перекусил, теперь продолжу.
Окончательно я переехал в начале апреля. Узнать что-либо о Мартине, а именно то, что я тебе о нем уже рассказал, не составило особых трудов. Стоило только упомянуть о нем в каком-то людном месте — будь то закусочная, бар или кафе, как кто-то тут же включался в разговор о нем. Говорили о Мартине с охотой, как говорят о людях загадочных и интересных, говорили с уважением и даже восхищением, хоть за этим часто ощущалось скрытое чувство ненависти, и даже страха. Все знали, что он любитель искусств, и что он богат. Но на этом, в основном и заканчивались общие сведения, дальше шли либо догадки, либо легенды, о которых не стоит говорить.