Пермская шкатулка (Михайлюк) - страница 28

Я: — Местное начальство сибирское наверное засвидетельствует, что я обнесен напрасно, стражду невинно.

Сперанский, бледнея: — Чего же вы хотите? Ужели думаете, что государь за вас предаст суду двух сенаторов, целый департамент, комитет министров? Предпочтет им удостоверение генерал-губернатора?

Я: — Не сенат и комитет господ министров обнесли меня государю, но сенаторы, ревизовавшие Западную Сибирь; следовательно, они одни и должны отвечать за неправильный, противозаконный поступок.

Сперанский: — Сенаторов нельзя винить, если б они и представили обозренные ими предметы не в настоящем виде. Каждый из нас имеет свои глаза: предметы сии могли таковыми им показаться.

Я: — Если государь посылает сенаторов куда бы то ни было, особливо в отдаленный край, то, без сомнения, не для того, чтобы они описывали обозреваемые ими предметы в превратном виде, каковыми им покажутся, но в настоящем.

Сперанский, с переменою в лице: — Впрочем, не подумайте, чтобы я брал сторону сенаторов. Мой совет: не беспокоить государя; под судом же быть не великая еще беда! Не вы один испытали сие.

Я: — Конечно, не беда быть под судом для человека, который не дорожит своею честью, но всякому благорожденному больно, очень больно!

Сперанский: — Вступите снова в службу, тогда все может загладиться.

Я: — Могу ли думать о том, быв очернен во мнении государя императора?

Сперанский: — Почему же нет? Есть много примеров.

Я: — Но чрез кого искать мне должности? Ваше высокопревосходительство возьмете ли на себя труд ходатайствовать в мою пользу?

Сперанский, краснея: — Займемся после, когда кончится ваше дело, а теперь унывать вам не для чего.

Сим прекратился разговор с тайным врагом моим. Я, благодаря за лестные обнадеживания, оставил его с тем, чтобы никогда к нему не возвращаться; он наверно дал приказание своему швейцару: решительно не принимать меня. И можно ли ожидать чего хорошего от человека, который держится правила: «все обещать, ничего не исполнять и никому не отказывать!»

В августе 1830 г. Бантыш-Каменский приехал вновь в Петербург.

«Надлежало прежде всего узнать от обер-прокурора 1-го департамента Журавлева, в каком положении находилось тогда мое дело, — и вот средства, употребленные мною для выведания от сего лукавого человека необходимых сведений. Приезжаю к нему в восьмом часу утра; вхожу по докладу в кабинет, он суетится, тащит большие кресла; я помогаю ему в сей работе, усаживаюсь в них с каким-то внутренним предчувствием, что ласковый прием не обещал ничего хорошего!

— Позвольте узнать от вашего превосходительства, — говорю услужливому хозяину, — в каком положении находится теперь мое дело? Тому ровно год, как докладная записка была изготовлена к слушанию.