— Я не знаю, я ее не видела в тот день. На похоронах ее не было, говорили, что она заболела. Так получилось, что я вообще ее больше не видела… живой.
— Как же так? — делано удивился следователь Седов. — Что ж, вы с подругой не общались, что ли?
— Ну… — замялась Варя. — Мы поссорились…
— Чего так? — откровенно издевательским тоном спросил следователь. — Не поделили чего? Или кого? Сожителя, что ли?
От такого хамства у Вари к глазам подступили слезы.
— Никакого отношения к ее сожителю я не имею, — дрогнувшим голосом сказала она. — Мы просто поссорились.
— Просто… — передразнил Седов. — Просто, да не просто… Ладно, свободны пока. Из города никуда не уезжайте.
Закрывая за собой дверь следовательского кабинета, Варя мучилась вопросом: что значит «свободна пока»?
Тот, кого Варя назвала Носоногом, выбрался из кресла и уселся на ее место, на стул напротив Седова.
— Зашугал ты девушку, Гена. — Он поставил локти на стол, нагнулся поближе к Седову. — Чем она тебе так не понравилась, а?
— Так ведь врет, — сонно позевывая, ответил Седов и сильно потянулся, хрустнув суставами. — Врет и не краснеет.
— С чего ты взял? А мне она показалась искренней. И вообще, нормальная девчонка, глаза хорошие.
— Вре-ет, — убежденно повторил Седов. — Зайцева эта самоубилась, картина же типичная, сам видел. Следов насилия никаких, шприц с отпечатками в наличии, записка предсмертная, дверь в квартиру открыта была. А этой Иваницкой она позвонила, конечно, перед тем, как наркотик себе вколоть, а не после того. Чтобы побыстрее ее нашли, чтоб не лежать, не тухнуть, и дверь открытой оставила затем же. А эта твоя нормальная девчонка твердит «убили, убили…»
— Ну и зачем Иваницкой это нужно, по-твоему? — Носоног тоже потянулся, закинув длинные руки за голову.
— А совесть ее мучает, и боится. Мои ребята пошустрили в институте ихнем, поспрашивали народ. Сожитель этой Зайцевой эту самую Зайцеву кинул, к другой бабе переметнулся. И кто эта баба? Да зуб даю, эта самая Иваницкая и есть. Баб ведь хлебом не корми, а дай подружкиного хахаля увести… Зайцева и не выдержала. Мужик ее кинул, да потом еще и коньки отбросил. А Иваницкая, видно, боится, что теперь ее обвинять будут, вот и мутит воду — убили, видите ли… Зайцева ей, поди, по телефону сказала: из-за тебя, мол, подруженька, из жизни ухожу…
— Ну ты ж этого наверняка не знаешь.
— А мне и не нужно знать. Я это дело закрываю. А если эта дамочка будет воду мутить, я ее закрою суток на двое, и там ее научат, как себя вести.
— Ну ты страшный человек, Гена, — насмешливо сказал Носоног.