Мои седые кудри (Джатиев) - страница 69

— Господин офицер, подите скорее сюда, — дружески и даже несколько фамильярно окликнула я его.

— Что, фрейлен? — спросил он, подходя ко мне.

— Вы видите эти красивые цветы на клумбах? — спросила я улыбаясь.

— Да, да, — оживился он. — Очень красивые, но у нас в Германии цветы лучше. И солнце там по-иному светит.

— Выручайте меня, господин офицер, — проговорила я шепотом. — Я запоздала, а клумбу не полила. Полейте, пожалуйста, пока здесь никого нет, а я вас сигарой угощу. — И, достав из сумочку сигару, протянула ему: — Берите, берите, завтра я вам две дам, только полейте клумбу.

— Данке шон, данке шон, фрейлен, — бормотал он и обещал обязательно полить клумбу с цветами.

— Обыскивать будете? — спросила я, протягивая ему портфель.

— Найн, фрейлен, — отвечал он, пряча в карман френча сигару.

Я пробежала в дом.

Зашла в полуподвальное помещение — там была прачечная, и там же в двух комнатах проживали горничные. К счастью, сейчас их не было, и я, переведя дух, начала думать, куда мне спрятать мою маленькую ношу. «Спрятать-то не штука, но как потом взять? — мелькает в голове. — И в руках не проносишь — работать надо».

Решила оставить при себе. И вот мина прочно устроилась на груди, под моим платьем. Я надела фартук с нагрудником и пошла заниматься своими делами по дому.

А жизнь в особняке шла своим чередом. В девять часов генерал и дети, вся его семья — на ногах. Начинается завтрак.

Я выполняла свою обычную работу — убирала на этажах. Проходя мимо зеркала, взглянула на себя: ого! Такой бледной я еще не была. Как бы гаулейтер не обратил внимания на мою бледность. Достала платочек и повязала щеку, вроде зуб болит. Я часто жаловалась на зубную боль, была даже у немецкого зубного врача, который, не обнаружив «больного» зуба, начал сверлить здоровый, чтобы не ударить лицом в грязь перед сопровождавшим меня адъютантом генерала.

В половине одиннадцатого услышала шаги — это поднимался по ступенькам в свой рабочий кабинет фон Кубе. И вдруг мне почудилось, что мина стала особенно громко тикать. Но бежать уже было поздно. Гаулейтер поравнялся со мной, поздоровался. Он после того страшного разговора в кабинете стал со мною обходительнее и мягче. Я собралась с силами, поклонилась ему, улыбнулась. Он хотел уже пройти мимо, но потом приостановился и спрашивает:

— Что ты такая бледная сегодня?

— Зуб замучил, — отвечаю ему, — всю ночь болел. Видимо, удалять надо.

— О, зуб — это плохо, — проговорил фон Кубе и обратился к следовавшему за ним адъютанту: — Когда гросс Галина закончит уборку, отведете ее в госпиталь к немецкому зубному врачу.