«Ну и что родственники?»
«Ничего. Они умерли чересчур рано для моей теории, как будто не хотели, чтобы она осуществилась, — и тетя, и брат, и мать. Отец же, который умер еще раньше, к нашему ближнему кругу не принадлежал. Он один видел меня насквозь, но помалкивал и, конечно же, никогда меня не любил, за что я ему, исходя из этой дурацкой теории, по сути, должен быть благодарен».
«Любишь ты на себя наговаривать, Русаков. А перед отцом, действительно, в этом мире если и возникает некая вина, то теперь только эдакого культурологического плана. Блудный сын, для порядка, должен успеть упасть с раскаянием в ноги отца. В противном случае возникает еще один диссонанс. Хотя, впрочем, одним диссонансом больше, одним меньше. Вот такие похоти отца вашего».
«Отец боится сына. Не за сына, а сына... Мы уже давно не патриархальны».
«Кто это — мы?»
«Например, русские. Помнишь, разбился самолет с российскими детьми в Швейцарии. Осетин, у которого погибли тогда жена, сын и дочь, через некоторое время зарезал диспетчера, виновного в этой авиакатастрофе. Но тогда в такой же ситуации был и некий русский мужик, у него тоже погибли сын, дочь, жена, тот же семейный состав. Так вот русский не пошевелил и пальцем в отместку, только что-то мычал в телевизор нетрезвое. А осетин решился».
«Я не думаю, что в русском было меньше горя, чем в осетине. Однако осетином, помимо горя, двигала еще и смертельная обида, чувство несправедливости, раненое родовое и связанное с ним мужское тщеславие. Наш не столько трусливо нерешителен, сколько обреченно нерешителен».
«Смотря что считать трагической судьбой. Привыкли таковой считать судьбу России с ее невероятными потерями. Их масштаб стал таким огромным и насыщенным, что само горе стало коллективным, извечным и в то же самое время сиюминутным. И это общее горе рано или поздно догоняет каждого из нас».
«Есть такой бог — коллективный и протяженный во времени».
«Тогда одно-два-три поколения можно смело класть на алтарь многовекового проекта...Чему ты смеешься?»
«Услышал любимое слово «проект». Я, говорит, весь тот год, что жил с тещей, знал, что любовный роман жены закончится, потому что он был не столько любовным романом и даже не столько любовным приключением, сколько любовным проектом, а эта вещь по определению скоропортящаяся».
«Для реализации проектов должны быть организации. В России теперь таковых две — евреи и чекисты, чекисты и евреи».
«Смешно. Помню, Путин в самом начале, как все русские неофиты, прибеднялся и конфузился перед либеральными телекамерами. Ничего, пообтерся, освоился».