И опять в нем жили птицы и рыбки, и цветы стояли в горшках, а в саду каждая группа ухаживала за своей грядкой.
В саду широко раскинули кроны старые каштаны. Под каштанами трава не росла.
И вообще травы было мало.
Летом под каштанами ставили столы и скамейки. Зимой здесь разыгрывались настоящие сражения в снежки.
Из окна спальни Кандида видела дом, где они жили с матерью. Если там вечером горел свет, значит, мать вернулась. Когда дети шли на прогулку мимо дома, Кандида говорила:
— Здесь мы живем!
Видя иногда по утрам свет в окнах дома, Кандида возвещала:
— Сейчас моя мама встанет и поедет на работу. В субботу я пойду к ней.
А когда Мария приходила за дочерью, Кандида показывала ее другим детям и объявляла:
— Моя мама!
Рабочий день у Марии был длинным. Она работала впрок, чтобы освободить выходные. Она была ассистентом режиссера уже в третий раз, работая с Пеликаном, который мирился с тем, что по выходным дням Мария оставляла его одного. Вскоре им придется расстаться. Пеликан уезжал в Египет снимать материал о строительстве Асуанской плотины.
Мария завидовала ему.
Они с Кандидой жили в бывшем доме таможенника, недалеко от моста. Дом стоял в пограничной зоне и разрушался — два обстоятельства, из-за которых дом долго оставался необитаемым.
В доме, построенном из красного кирпича, были большие окна и веранда со стороны сада, доходившего до берега озера.
Марии бывало не по себе, когда она смотрела сквозь колючую проволоку на противоположный берег. Всего три года назад она сидела там с Кандидой и ее отцом и глядела на дом, теплый красно-кирпичный цвет которого отражал сияние залитой светом набережной. В саду стоял раскрытый зонтик от солнца.
В доме Мария нашла массу оставленных вещей, нужных здесь, но не годившихся для жизни в другом государстве и для бегства туда.
Перевезя все необходимое из лейпцигской квартиры и продав остальное, она обставила дом таможенника для себя и Кандиды.
Раньше Мария думала: «Меня ожидает кочевая жизнь. В гостиницах, в палатках, в автомобилях и под открытым небом. Я буду в гуще событий, изменяющих мир, побываю и там, где происходит то, что должно уничтожить нас. Кинокамера станет моим оружием».
Кандида не узнала мост. В девочке жило воспоминание о том, другом, взметнувшемся стальной дугой над водной ширью. Солнечным днем она шла по мосту, в конце которого ждал отец, чье лицо теперь уже было забыто.
А мост рядом с домом перегородили красно-белые полосатые стены и железные столбы, вбитые в землю.
Там стояли солдаты.
Они смеялись, разговаривали друг с другом. Иногда затевали потасовку.