— По части детей я просто бык, — говорил Джимми безумному воздушному гимнасту, — а эта женщина, она может рожать их одного за другим. И не только по одному, но и по двое за раз.
Нам с Джимми предстояло умереть. Мы понимали, что уже трупы, пусть еще и стояли на ногах. Учитывая перевес противника в огневой мощи, мы не могли покинуть шатер живыми. Но, умирая, мы могли взять с собой Вивасементе. И если бы это чудовище рухнуло на землю изрешеченным пулями и мертвым, наши дети были бы в полной безопасности, под опекой Руди и Мэдди.
И своим энтузиазмом Джимми действительно отвлек старика, поэтому, сочтя момент удачным, я ухватилась за пистолет.
Не верю, что Вивасементе уловил мое движение краем глаза. Скорее, как мастерский игрок в покер, он смог определить по поведению Джимми, что мы реализуем некий план.
Не вынимая рук из карманов кашемирового халата, он начал стрелять в Джимми из пистолета, спрятанного в правом кармане. Выстрелил дважды, прежде чем я выхватила свой пистолет, и обе пули попали Джимми в грудь. Судя по грохоту, патроны были большого калибра. И если первые две пули отбросили Джимми назад, то две последующие свалили на землю.
Собираясь всадить в меня пятую, Вивасементе повернулся ко мне, но недостаточно быстро. Я успела выстрелить ему в голову, и он упал.
Крича, как валькирия, охваченная праведным гневом, который, однако, не туманил рассудок, я выстрелила в него еще трижды, в этого подонка, изнасиловавшего собственную дочь, в этого монстра, покупающего детей, в этого демона, который не моргнув глазом мог оставить меня вдовой.
На его изувеченном лице отразилось изумление. Он и представить себе не мог, что может умереть.
Мне следовало беречь патроны, потому что эти громилы уже бежали ко мне. Я не могла положить их всех, да и вообще мне не хотелось в них стрелять, при условии, что Вивасементе мертв.
Когда я повернулась к первому из приближающихся ко мне мужчин, он отбросил помповик. Второй разоружился еще раньше.
Остальные трое также направлялись к нам. Один бросил на траву топор. Второй — кувалду. Если третий и был вооружен, то оставил свое оружие у полотнища, перед которым стоял.
Охваченная изумлением и ужасом, я наблюдала, как все пятеро окружили труп Виргильо Вивасементе. Смотрели на него, потрясенные, зачарованные… а потом внезапно расхохотались.
Мой милый Джимми, мой человек-блин, лежал на спине, не шевелился, а эти громилы хохотали. Потом один из них сложил руки рупором у рта и что-то крикнул на цирковом жаргоне.
Когда я опустилась на колени рядом с Джимми, воздушные гимнасты ворвались в шатер, в тех же костюмах, пронзительно крича, как птицы.