— Забудьте, — твердо прервал архидьякона констебль, останавливаясь в какой-то полусотне шагов от Собора святого Павла и, тем самым, вынуждая остановиться и своего собеседника. — С тех пор я стал свидетелем счастья Эклипсов, — произнес он, глядя прямо в глаза Люциуса, — которое сохранили для них вы!: я слышал молитвы Ребекки и Теодора и благословения Генри и Анны, постоянно направляемые в ваш адрес. Что же до меня, то я больше всех благодарен вам за эту семью, ибо, потеряв любовь и доверие сестры, в их лице, наконец, обрел тех, кому снова могу дарить свою привязанность и заботу.
Архидьякон долго обдумывал и оценивал эти слова Дэве и в итоге нашел их весьма и весьма благородными. Более того, он пришел к выводу, что будет очень жестоко не предоставить констеблю тот шанс, которого столь безжалостно лишила его родная сестра: он не мог позволить грустной истории достойного Адама Дэве повторится вновь.
— Что ж, — принял окончательное решение Люциус, — тогда я сделаю это сам.
Констебль явно испытал облегчение.
— А вот этому я помешать не могу, — поспешил он использовать данную возможность избегнуть выполнения неприятной просьбы; и, протягивая на прощание священнику руку, поинтересовался: — Но позвольте узнать: почему вы решились на это именно сейчас.
— Не сейчас, а 3-его июля, — коротко отозвался Люциус, отвечая на рукопожатие.
И констебль понял, что до поры до времени должен довольствоваться этим, а через два дня, все станет гораздо более ясно. Он доброжелательно кивнул архидьякону, и они разошлись — каждый в свою сторону.
***
Архидьякон уже подходил к порталу Собора святого Павла, как вдруг непонятное чувство тревоги заставило его обернуться и устремить взор на погруженную в сумерки и только что оставленную позади соборную площадь. С минуту вглядывался он в глубь ее, тонущую во мгле, и, наконец, предчувствие оправдало себя — пустынную площадь пересекала серая фигура женщины. Люциус смотрел на нее и по мере приближения этой женщины испытывал все большие и большие опасения за свои планы, ибо узнавал ее. Но, стиснув зубы, он решил…
«Что бы Мортимер ни задумал, это уже ничего не изменит».
…и сделал шаг навстречу миссис Скин.
— Господин Флам… о господи! Святой отец, — запыхавшись, заговорила она. — Умоляю, — всеми святыми заклинаю вас, — спасите моего мальчика.