Каждый из них был способен на трусость. Отец разменял бы Отца Джереми в два счета, заикнись тот о правде смерти Колина, мать бы сдала отца со всеми потрохами, возникни у него проблемы, Стентон бы заложил своего кореша-зама, ради сохранения теплого местечка директора. Это обычная схема. Мы все закладываем друг друга, когда нас припирают к стенке. Каждый из вас, прежде чем клясться в верности кому-либо, подумайте, а что вы будете делать, когда увидите перед собой дуло пистолета, готового размазать ваши мозги по стенке, молоток судьи, готового упечь вас на хуеву тучу лет за решетку, вашу репутацию на волоске от публичного уничижения, ваше состояние, в конце концов, на грани полного исчезновения? Что будете делать вы?
«Что вы бубните?» — Стентон посмотрел на меня своим равнодушным холодным взглядом. Сука. Он прервал очень важный счет. Я считал количество вздохов моего отца. Как его грудь вздымалась и опускалась. Вообще, он дышал реже меня. Наверно его легкие за раз вмещали гораздо больше воздуха чем мои. Но ведь он и больше меня в несколько раз. Вообщем, я был очень увлечен процессом. Это не самое страшное из моих увлечений. Считать количество вздохов. Сука Стентон сбил меня. Я пропустил два или три или десять вздохов и все уже не имело смысла. Черт. Я был готов раскрошить ему голову. Ему же было похуй на то, что я там бубнил. Это была демонстрация своего превосходство. Он помечал границы своей власти. Своим вопрос он как бы заявлял. Когда я спрашиваю, ты должен отвечать. И так будет всегда, пока ты будешь учиться в моей школе.
«У него бывают иногда заскоки, не обращайте внимания, это все ерунда» — отец потрепал меня по голове, как бы говоря Стентону, что я тот еще придурок и брать меня всерьез не стоит. Заскоки. Вот как они это называют. Похуистичные придурки с претензией на родительство.
Знал был отец, как жалко он выглядел в этом момент.
«Ну хорошо» — Стентон встал, давая понять, что дело решено и нам пора расходиться. Стентон мог избежать этого долгого нудного переглядывания, если бы сразу сказал — мальчишка принят. Он ведь изначально знал, что я буду принять. Ну блять с самого начала. Но нет, жажда демонстрации своей власти, этот эксгибиционизм потенции берет вверх над разумом.
Отец горячо пожал руку Стентону. Мать бросилась делать то же самое, напялив на лицо маску величайшей благодарности. Лицемерная сука. Тогда я вдруг подумал, как наверное это уныло быть взрослым. Как наверное печально взрослеть. Да и для чего? Чтобы превратиться в таких же лицемерных пидорасов, проживающих представления о жизни, вместо самой жизни? Одно радовало, через два дня, спустя каких-то сорок восемь часов, прибавьте еще 12 сегодняшних, итого, спустя шестьдесят часов, я буду сидеть в школе, вдалеке от нашего ебучего музея памяти Колина, вдалеке от спятившей мамаши и всего того, что постепенно превращало меня в дурака.