— Песня называется «Кошмарный сон», — объявил я и затянул:
Что сулит нам новый день, дыханье спёрто от угара.
Солнце заслонила тень и смертоносный визг над головой повис…
Что-то сделалось с дождём — упали капли цвета сажи.
Что-то сделалось с землёй — леса и поля кругом я не узнал потом
Когда я спел первых два куплета, старый вояка напрягся, но когда зазвучал припев:
Куда исчезнуть-ускользнуть, что б не видеть эту жуть
Дыханье смерти все сильней — приходи же поскорей!!!
Грохнуло пострашнее, чем в абстрактном песенном изложении.
— Ты, что, ефрейтор, совсем …ел, — побагровел старик, — какой, на хрен, «смертоносный визг». Что значит «смерть все сильней, приходи поскорей»! — сотрясались полковничьи погоны. Ты это будешь петь ветеранам, которые всю войну прошли? И, вообще, где вы эту песню взяли?
— Это песня протеста, против войны, товарищ полковник, — отрапортовал я.
— Убрать, чтоб я больше не слышал, — негодовал начальник. — Дальше, что дальше?
А дальше все было хорошо. На проникновенной ноте «вы слыхали, как поют дрозды…», волнение улеглось. После задушевных строк «соловьи, соловьи, не тревожьте солдат», ансамбль грянул:
Вдоль квартала, вдоль квартала взвод шагал
Вася Крючкин подходяще запевал,
А навстречу шла Маруся, не спеша,
Шла раскрасавица душа!
— Вот, теперь другое дело, — расцвёл армейский босс, — можете, если захотите. Вот эти песни будете играть, и никаких там слов про «смертоносный визг», я запрещаю. В войну наслушался и нагляделся!
Мы уважительно переглянулись — а «полкан» мужик-то неплохой, да ещё и фронтовик! В репертуаре на тот момент был еще один ремейк — убойная композиция британской группы The Animals «When I Was Young». Я её также адаптировал под песню протеста, где были такие строки:
Взметнулась подо мной земля -
Без ног остался я тогда,
Когда мир вновь помолодел -
Я постарел…
Испытывать судьбу и нервировать пожилого человека, никто не захотел — антивоенный эпик так и не прозвучал. Сейчас смешно за нелепые строчки и авантюрный подход, но тогда все делалось с энтузиазмом и на полном серьёзе, обижать, тем более подкалывать публику вовсе не планировалось. Во избежание новых неприятностей я кропал тексты о любви, верности, преданности. Это всегда проходило гладко.
Ко второму году службы в доме офицеров, близлежащих окрестностях и в городке Щучине нас уже знали. Знали и девушки, приходившие на танцы охотиться за молодыми солдатиками, а ещё лучше, офицерами, знали наши лётчики, знали сослуживцы и ветераны, для которых мы старались по праздникам. Маленькая, а всё-таки слава. Наверное, есть на земле люди, начисто лишённые честолюбия, но это точно не мы.