Он шёл по воздуху (или по дороге, но невидимой); по обе стороны от него тянулись стены, не менее причудливые, чем в комнате: они изгибались, дымились, на них мерцали разноцветные огни, странные рисунки и непонятные слова. Ему казалось, он мог бы пройти тут, даже закрыв глаза, — всё привычно, знакомо до мелочей. Круглые… светильники, наверно: нечто, дающее свет. Постоянный тихий звук — приятный, успокаивающий. И необычный аромат… В горле стоял комок: он шёл здесь в последний раз.
Всему конец. Я представлял себе что угодно, но не это. Так спокойно и тихо. Так безнадёжно.
Он проник сквозь текучую стену в круглое помещение, где гула не было, аромата не было тоже, но над головой снова появились звёзды… незнакомые. Он понял вдруг: таких узоров из звёзд он никогда прежде не видел. Тут находился всего один предмет — огромный, он занимал почти всю комнату, и ему-старшему пришлось бы запрокинуть голову, чтобы разглядеть его целиком. Он был серебристым, с чуть заметным алым оттенком. Слегка похоже на исписанный огрызок карандаша — если представить карандаш овальной формы, облепленный чем-то вроде рыбьей чешуи. А ещё на нём были выступы — в точности плавники, и пятна, похожие на рыбьи глаза. Когда он приблизился, одно из пятен засветилось янтарным светом и превратилось в отверстие величиной с человека, и он вошёл внутрь. Темно и тесно. Миг — и что-то мягко подняло его вверх, и он очутился в новой комнате. Здесь стояло кресло, и он сел. Синяя стена перед ним побелела, замерцала и исчезла, но то была иллюзия, как и с потолком-небом в спальне: стена осталась, но сделалась прозрачной. Из неё выдвинулся и завис над коленями широкий полукруг, весь в цифрах, непонятных картинках, цветных огоньках и небольших ямках по размеру пальца. Его руки заскользили по неровной поверхности полукруга, пальцы порхали по нему, словно мужчина играл на клавесине. По «окну» побежали изумрудные строки из цифр и слов. Он-наблюдатель не знал их смысла, но был уверен: так и надо, и он-старший прекрасно всё понимает.
Строки стали алыми; непонятно чей мелодичный голос произнёс несколько слов. Он ответил одним — резким, похожим на грубость. Но грубым он не был, просто боялся передумать и вернуться.
Алые буквы исчезли. А небо надвинулось. Звёзды вокруг него, он и сам крохотная звезда… Корабль летел по небу. Нелепая мысль: корабли плавают по воде, да и сходства у них с «рыбой-карандашом» — как у лошади с минелой. А всё же он был в корабле. И летел… в никуда. В бесконечность. Теперь он будет только лететь и лететь. Конец жизни. Он знал — это конец. Он был жив, но всё равно что умер.