Наверное, я мог бы остаться там навсегда. То было место моих грёз, о которых я сам не знал прежде, то было воплощение Тайны и Красоты — а что влечёт нас больше этих двух, что более соблазнительно?
И когда кто-то позвал меня — не по имени, но звуком, куда более значимым и интимным, нежели имя, — я пришёл в ярость, радость и смущение одновременно.
«Ты живёшь здесь?»
«Нет. Я странствую… я мимолётный гость. Но нередкий. А тебя я не видел прежде».
«Прежде я здесь не был».
«Кто ты?»
Меня пронзило, как очень, очень тонкой и ледяной иглой, странное чувство: ему не стоило спрашивать, а мне не следует говорить.
Да и кто я, на самом деле?
Странник? Дракон?
«Дитя Боли Каэрина».
«Прекрасный…»
Это было не столько речью ко мне, столько откликом, вздохом, оттенком кружев.
И один нескончаемый миг мне хотелось раскрыться ему, вдохнуть его и растаять, стать нотой его грёз. До боли, до неслышного стона, до крика, способного разорвать весь этот мир… никогда, никогда ещё… я так безумно, так сильно… Так темно.
На этом мгновенном и остром выплеске темноты я очнулся — весь, целиком, против воли — и ринулся прочь. Не от страха, поскольку я не боялся его, а он мне не угрожал. Но моё время здесь закончилось. Жаль… нет слов и сил передать, ощутить в полной мере, как жаль…
Каэрин смотрел на меня. Глаза зелёные, как трава сразу после дождя. Иногда они становятся алыми.
Мой учитель. Так сразу и всеобъемлюще: мой. Учитель. А я тогда его?.. ученик? Но он сказал, уже нет?
Я снова начал дышать — не сразу, постепенно, негромко. Отчего-то шуметь и проявлять себя, тут или в Кружевах, мне совсем не хотелось.
Учитель мой был перепуган и взбешён — и сам, похоже, не знал, бешенства или страха тут больше.
— Ченселин!..
И голос его дрожал, как вообще ни разу за все годы нашего знакомства. Я рискнул улыбнуться:
— Милорд, всё хорошо.
— О да. Трясины, всё чертовски прекрасно. И ты не валялся трупом в течение целого проклятого часа. И кровью твоей не забрызгано пол-луга, это просто отблески закатного солнца.
Я представил, как наяву, это солнце, багряное на закате, залившее луг тёмно-кровавым светом… Это было так красиво, что я задохнулся, а по щекам моим медленно потекли слёзы, и это было красиво тоже.
— Чен, ну хватит. Приходи в себя! — он осторожно, словно бабочку, взял мою руку. И я понял с внезапной ясностью, что это на себя он злится, себя во всём обвиняет… и боится за меня. Очень. Всерьёз.
— Простите, милорд, — прошептал я. Он быстро тряхнул головой и неискренне усмехнулся:
— Прости ты меня. Это же я устроил тут эффектный фейерверк из Чар и твоей крови. Что было с тобой?