— А про меня что думаешь?
— Что в отваге мне с тобой не сравниться. — Энтис повернулся к нему лицом. — Я просто шёл за тобой. Пил твою воду. Верил, что ты меня вытащишь. Легко сражаться, если есть в кого верить… А ты был один. Не за кого уцепиться, не на кого рассчитывать, кроме самого себя. И всё-таки мы живы. Ты очень сильный, но это я ещё в Тени понял. И ты очень, очень смелый.
Он тихонько вздохнул и закрыл глаза. Вил слушал его ровное дыхание и улыбался, глядя на звёзды.
К каменной резной арке, где стражи записывали имена гостей, пришли на рассвете, но ждать всё же пришлось — не только им хотелось войти. А город уже проснулся: распахнул двери и окна, заполнился оживлёнными людьми, множеством самых разнообразных ароматов и весёлым праздничным шумом. А к Плаванью, с усмешкой заверил Вил удивлённого друга, в арку и вовсе не протолкнёшься: далеко не каждый сообразит приехать заранее! Зато менестрели, небось, ещё вчера все собрались… Высказав это мрачное предположение, Вил без особой надежды сунулся в первую попавшуюся гостиницу и не успел позавидовать счастливчику, который такое славное местечко уже занял, как к нему подскочила очень юная и очень растрёпанная хозяйка и с ходу деловито заявила: да, музыка ей нужна. Под вечер? Идёт. Нет, других тут не будет, она уговор знает, сам гляди не позабудь! О такой удаче он и мечтать не смел и вышел из гостиницы весёлый, как птичка. Яркие платья, свежевыкрашенные дома, сияющие окна и на всех лицах — радостные улыбки… Вил мурлыкал любовную песенку и чувствовал, что жизнь прекрасна.
Зато Энтису до безоблачной радости было далеко. Энтис был ошеломлён и растерян; жался к другу, едва сдерживая желание взять его за руку, и впервые в жизни ощущал себя маленьким мальчиком из дикой глуши. В деревнях люди были слишком навязчивы — а здесь его не замечали вовсе, и он печально думал: сейчас даже от тех раздражающих забот он не отказался бы! Но никто, кроме Вила, не проявлял склонности заботиться о нём. Хуже того: люди идут прямо на него, словно не видят, а когда он отходит — не благодарят, а некоторые ещё и толкают, причём довольно грубо. Нет, обидеть вроде бы не хотят, просто не обращают внимания. Но почему?! Он же есть!
Он нервничал всё сильнее, пока не понял: не только ему адресовано необъяснимое безразличие, а вообще все тут толкаются, распихивают друг друга локтями, наступают на ноги. И никто, похоже, не обижается, не видит в таком поведении странности. Это наблюдение не сделало продвижение в толпе более приятным, но отчего-то немного его успокоило. По крайней мере, его не выделяют из прочих…