— А уж тебе-то особенно. Ты ж любишь, небось, фокусы такие? Их, говорят, все менестрели любят!
Ух ты, какие мы остроумные… Я старательно хохотал, а тем временем прятал монеты: самое время. Оставил в воздухе десяток, мелочь: и растеряются, так не жалко.
— А минела-то из серебрянки, — вдруг сказал тот, который прежде помалкивал. — Дорогущая! Глянь, Дир, — и протянул лапу к Лили. Я поспешно отпихнул её за спину. Они торжествующе переглянулись.
— Дай, — властно скомандовал Дир (похоже, он у них был главный). — Живо.
Я спрыгнул со стола и выпрямился. Что ж… не бывает так, чтоб всегда всё ровненько да гладенько…
— Простите, добрый сьер. Она у меня сьерина капризная, чужих рук не любит.
— Чего?! — прищурился он. — Дрёмы объелся? Давай сюда быстро! Ещё спорить тут вздумал!
Наверно, отбрасывать его руку и говорить «убери лапы» было не самым разумным поступком…
— Ах ты, дрянь, — удовлетворённо выпалил он и с размаху ударил меня в челюсть. Я качнулся вбок, и ещё один кулак врезался в ухо. Следующий удар, согнув пополам, бросил меня на пол, чья-то рука за волосы дёрнула голову назад, другая цапнула за гриф Лили; я рванулся изо всех сил… а Лили вернулась ко мне, целая и невредимая. Я ничего не понял, но вцепился в неё, стиснул зубы и встал. В глазах было темным-темно, всё плыло и шаталось… Он стоял вполоборота ко мне, тоненький и стройный, золотые локоны рассыпались по плечам. Те четверо выглядели вполне готовыми для убийства.
— Отвали, ребёнок, — приказал Дир. — Извинись перед дядями на коленочках и выматывайся, пока цел.
— Извинишься ты. — У моего Рыцаря было на удивление спокойное лицо. — Немедленно.
— Спятил, — с недоумевающим видом предположил Дир. — Малыш, да тебя-то кто трогал? Тебе разве мамочка не говорила, что много пива детям вредно?
— Извинитесь перед ним, — ровным голосом повторил Энт. Голова кружилась, но на меня смотрели десятки глаз, и я стоял прямо. Больше всего мне хотелось исчезнуть отсюда.
— Совсем съехал, — высказался знаток минел и попробовал отодвинуть неожиданную помеху, чтоб до меня добраться и продолжить забаву. Не вышло: Энт стоял, как скала. Публика в восторге наблюдала.
— Я сказал, — тихо напомнил Энт, — вы должны извиниться.
Дир изложил свои мысли по поводу подобных идей и сопливых наглых щенков, которые эти идеи выдвигают, красочно обрисовал его ум, характер и привычки и перешёл к ближайшим родственникам. Тут Энт сжал губы и залепил ему звонкую пощёчину. Дир взревел, замахнулся… и тихо лёг под стол. В руке его дружка блеснула сталь, я вскрикнул, а Энт легко, будто имел дело с ребёнком, перехватил его запястье, отобрал нож и запустил в стену. Лезвие по рукоять ушло в дерево; хозяин ножа скорчился на полу и затих. Третий из-за спины Энта примерился к его голове кувшином, и совершенно напрасно: Энт сделал крохотный шажок в сторону, кувшин упал, парень охнул и схватился за неловко повисшую руку. Мой друг, непроницаемо-спокойный, слегка повернулся на каблуке и с той же лёгкостью вынул нож из кулака у четвёртого (ничему, видно, не наученного горьким опытом приятелей). Нож вонзился на волосок от первого, а этот тип всё-таки решил на Энта замахнуться. Очень умно, ничего не скажешь. Я даже заметить не успел, что там Энт ему сделал, но умник, слабо хрюкнув, кулём осел на пол.