Так прошёл знак Листьев, за ним — знак Танцора; осень сменилась тёплой зимой. Четыре из пяти зим в Тефриане отличаются от осени одним: если осенью к летнему теплу добавляются дожди, то зимой — ещё и зябкий порывистый ветер, порой он переходит в бурю, и с неба вместе с водяными струями летят крупные градины, способные оставить на коже порядочно синяков, а то и поранить до крови — несладко придётся путнику, застигнутому такой бурей, если спрятаться негде, а одежда недостаточно прочна! И потому уже к середине Танцора гостей в Ахейриде поубавилось. А там зачастили дожди, Вайвин, как обычно, разлилась, и постоянные обитатели города перебрались на вторые этажи, зверей же укрыли от непогоды в специальных тёплых домиках, и плата за то, чтоб на них посмотреть, существенно выросла. Начали — кто куда, в разные дни, стараясь не наступать на пятки друг другу — расходиться и менестрели.
Но их двоих это словно и не касалось: Танцор уступил место Тигру, первому знаку зимы, а Вил так и пел вечерами в изрядно опустевших трактирах. Энтису, собственно, было всё равно, слушать друга в городе или в придорожной гостинице, и он не торопил и не задавал вопросов. Но стоны ветра за окном странно тревожили: он вспоминал — но не братьев, это бы ещё понятно, — а загадочно-грозное безмолвие вязов Лойрена, солнечную полянку, окружённую десятками шорохов и теней, птичьи песни и плавные движения одинокого танца… Вил смешил мастеров и торговцев, а ему хотелось печальных баллад — и сны под нескончаемый ветер снились ему печальные. Или так лишь казалось: он их не запоминал. Но и там были тени, шелест листьев, одиночество. Но отчего, он ведь не одинок, он рядом с другом…
Только во время уроков ему делалось весело. Вил, едва перестал бояться, оказался просто мечтой, а не учеником: ловил каждый приём на лету и сражался всё лучше, стремительно приближаясь к уровню своих тринадцати лет — если бы Энтис не учил его сам, никогда б не поверил!
Лойрен словно уронил в его сердце семя, и теперь оно проросло и звало его: возвращайся. Две ночи подряд он явственно слышал это слово во сне и просыпался, почему-то ощущая стыд, будто совершил нечто недостойное, а подушка была мокрой от слёз. А на третью ночь он крепко спал без всяких снов, устав от дня, проведённого на ногах: Ахейрид остался позади. Его Путь продолжался.
К тайной радости Энтиса, вовсе не жаждущего брести зимой по продуваемой ветром равнине вдали от жилищ, Вил повёл их Западным Кругом (тракт назвали так оттого, что шёл он в Джалайн не прямо, а по предгорьям Каневара, и впрямь описывая на карте полуокружность — от Ахейрида до прекрасного города Вершины Северина, «королевского рубина» на хиан-эле). Каждый день завершался в новом трактире; Энтис постоянно носил плащ изнанкой наружу, и хотя меч замечали, всё равно не узнавали Рыцаря в белокуром менестреле в потрёпанной одёжке и с флейтой на поясе. Осознав, что друг кормит и одевает его, а сам он никакой пользы не приносит, он предложил выступать вместе — но Вил отрезал «нет» ледяным тоном, Энтис растерялся и не решился настаивать, и больше этой темы они не касались.