— А Лили ты бери, только не ночью. А днём — пожалуйста. Мне не жалко.
— Я всё равно играть не умею. Только струны тебе порчу, дёргаю их без толку. Лучше не надо.
Вилу было тепло… и так странно и хорошо — ожидать рассвета плечом к плечу под одним плащом…
— Я могу научить. Дело нехитрое. На флейте ещё и потруднее.
— Она же память… и вообще она тебе друг. Нельзя, чтобы её касались чужие руки.
— Если бы твои руки её вовремя не коснулись, нас с нею уже бы и не было.
— Почему? — Энтис озадаченно нахмурился: — Даже если б я не поймал Лили, ты-то остался бы жив!
Едва что-то началось, и я снова всё испортил! Вил закрыл глаза. Те звуки. Свист кнута. И вязкое чавканье — удар. И скрип зубов, я думал, они раскрошатся во рту…
— Остался бы, точно. До первой речки.
Рыцарь помолчал. Потом тревожно спросил:
— Надеюсь, ты снова шутишь? Тебе ведь не нравятся те, кто выбирает такой путь. Ты сам говорил.
А ты всегда говоришь именно то, что думаешь?
— Знаешь, — медленно произнёс Вил, — я себе тоже не очень-то нравлюсь. Без Лили я не стал бы жить.
— Но тогда ты отказался бы от того, во что веришь. Это почти как солгать.
— Я умею лгать.
Никудышный ты обманщик, Вил. В речах твоих вызова не больше, чем в писке мыши у кошки в когтях. Ты ещё прощенья у него попроси! Вот тебе и вызов. Вот тебе и игра в независимого и дерзкого…
— Я понимаю, — промолвил Энтис тихо и напряжённо. — Тебе надо уметь, да? Если тебе в песнях и рассказах приходится изображать других людей, показывать чувства, которые вовсе не твои?
— Врать, — беспощадно подсказал Вил. — Притворяться.
Энтис поморщился.
— Я менестрель. Ты ведь знал.
— Неважно. Ты мой друг, а с друзьями не притворяются.
Да, Вил мог с полным правом гордиться своим самообладанием: мир встал на дыбы и перевернулся, а он даже не вздрогнул. Сидел под тёплым плащом, обхватив колени руками, ровно дышал и ничем не выдавал бури, бушующей в сердце. Он даже сохранил способность думать… то есть, он очень надеялся.
— Это был чудесный вечер, — сказал Энтис. — Сон, сбывшийся наяву. Лес, костёр, звёзды и твой голос. Я забыл обо всём, когда ты пел ту балладу. Кто мы и где — всё ушло. Я видел Кардина, и Ливиэн, и её жестокого отца, и Властителя Тьмы, и даже щенка, и я… я словно был там. В песне. Был одним из них.
Я был прав, я утонул в переливах Чар и утащил его следом. Но почему он уплыл так легко? Не будь он Рыцарем, я был бы уверен, что и его слух ловит мелодии Кружев. И он… проклятье, он чувствует, как я! И он назвал меня другом. Трясины Тьмы, что мне делать с ним, что?!
— Кто же ты был? — без улыбки поинтересовался Вил. — Кардин, наверное? Или сьер Нэвис?