— Завтра обязательно только про это и буду спрашивать, Иван Петрович! Весь день посвящу и ночь! — Лешка стремительно вылез из-за стола, оставив недопитый чай, и ушел, хлопнув дверью столовой. За ним следовала по пятам мертвая тишина.
— А без добавки все-таки скучновато! — сказал через некоторое время Котерев. Родина повернулась в его сторону и, увидев квадратную рыжую голову, не сдержалась, захихикала в кулачок и этим разрядила обстановку. Минут через двадцать лежавший в темноте на своем спальнике Стариков услышал протяжно-весёлый распев «Городца», доносящийся из школьной столовой: «По бе-ережку, по бе-ережку, по бережку по крутому идет девка-семилетка…». Сердце его заныло, затосковало, и впервые в жизни ему захотелось уехать из экспедиции в самом ее начале.
Женщина сидела в полутемной комнате, покачивая зыбку, покрытую сверху белым одеяльцем. При каждом ее движении слегка поскрипывал крюк в матице, за который были зацеплены веревки, поддерживающие люльку. В переднем углу у икон теплились две свечки. Лешка тихонько надавил педали на своем трехколесном и подкатил к самым ногам женщины.
Она улыбнулась и быстро поднесла к своим губам указательный палец: мол, тихо, а то разбудишь.
— Ты что же, Валька, всё не идешь ко мне? Я тебя жду-жду… — прошептала сидевшая рядом с зыбкой.
— Я не Валька, меня Лешой зовут, — так же шепотом ответил он, чуть привстав со своего велосипедного сидения: ему до смерти захотелось увидеть, кто же там лежит в люльке.
— Так это не важно. Ты всё равно приходи. Я заждалась уж: рассказать-то мне надо, душу отвести надо…
Стариков не смог разглядеть лица ребенка, но знал, что он точно там — по едва слышному, теплому дыханию.
— А как же я найду вас? — Лешке и впрямь очень нужно к ней, он это знал.
— Так теть Марину Рядову спросишь, тебе и подскажут…
Что-то зашуршало совсем рядом, Лешка вздрогнул, открыл глаза и увидел синеватый свет.
— Он спит уж. Пашк, ты подсвети немного, я обувь уберу с прохода! — у порога стояли Мишка и Трошин, державший в руках тускло светивший смартфон. Затем он услышал голос Котерева из коридора:
— Чё, курить сходим или сразу спать?
— Давай спать. Да смотри потихоньку: не разбуди Старикова, он злой сегодня, может и убить, — велел Сланцев и первым направился к своему спальнику.
— Да уж, с ним связываться сейчас не стоит, — подтвердил Юрка и, наткнувшись в темноте на футляр от Тонковской гармони, чуть не растянулся на полу. — Черт дери всех музыкантов. Раскидали тут, понимашь!
Мишка на него зашикал. Понемногу всё успокоилось, и скоро со стороны Котерева раздался басовитый храп. Затем к нему добавилось ровное чуть с присвистом дыхание Сланцева, а тихого Трошина не было слышно даже во сне. Стариков подождал еще минут пять, затем осторожно поднялся, нащупал свои кроссовки и, взяв их в руки, вышел из класса. Там он зашнуровался и спустился на первый этаж к выходу из школы.