Город по имени Рай (Строганов) - страница 12


Едва заставу Петрограда

Певец унылый миновал,

Как раздалась в душе отрада,

И я дышать свободней стал,

Как будто вырвался из ада...


Город живёт кнутом и пряником, впрочем, куда чаще, сильнее, методичнее - кнутом. Изредка, для укрепления петербуржского духа, проливается милость на всех: тогда "людишек "поят вином и кормят досыта.

Досыта - очень многое значит для неприкаянного, живущего в землянках, в постоянном голоде, непосильных трудах и страхе наказания. Ради сытости и скоротечного забвения можно и поклониться мраморным идолищам. Можно принять, что предложат, и выполнить, что прикажут.

Петербург - предел России, край земли, дальше которого бежать некуда. За ним начинается море и пугающие государства исторических "псов рыцарей", с которыми славяне бились сотни лет. Бились - и побеждали.

Отныне потомки "псов рыцарей" не то друзья, не то союзники, а по факту - господа и хозяева жизни. Пришедшие с кнутом добились того, чего не смогли приходящие с мечом...


История шестая. Сага металла и камня


В 1714 году указом Петра запрещается любое каменное строительство, кроме Санкт-Петербурга, - нарушителям грозят штрафы, телесные наказания, каторга. Кирпичи царь именует "хлебом Парадиза", каменщики берутся под особый государственный контроль, не имея права проживать нигде, кроме новой столицы. Прежняя Русь негласно объявляется "соломенной" в наступившем для страны каменном периоде...

Новый город, новое летоисчисление, новая эра на деле пробудили древнюю борьбу стихий и элементов, превращая Парадиз в лабораторию алхимиков, где синтезировался философский камень всевластия.

Эта была сторона Левиафана - жестокая, самовлюблённая, холодная, отражающая сиятельную сущность бутафорного Ледяного дома и неумолимой фабрики угнетения. Логово огородившегося от всей России искусственного рая, которого не касаются всевозможные "волнения людишек" от Булавина до Пугачёва. Который не затрагивают социальные недуги от выходок Ваньки-Каина до нравственного вопля Радищева: "Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвлена стала".

Константин Аксаков свидетельствует об этом уже из "обрусевшей" второй половины XIX века:

"Нужно было полтораста лет состояния Петербурга в звании столицы, чтобы расшатать могучие, и вещественные, и нравственные, русские силы, чтобы довести Россию до того состояния, в котором она теперь находится... Которое выступило в эти годы ярко и для правительства, и которое грозит гибелью, если не примутся против него меры верные и скорые, если не возвратят России её родного воздуха, который один может исцелить её. А чтоб возвратить России русский воздух, надобно чтобы наше правительство вернулось к нам из-за границы..."