— Что надо? — грубо спросил Коваленко.
Он подумал, что Вишняков пришел выяснить обстоятельства убийства Гришки Сутолова.
— Давно не виделись… — сказал Вишняков, не обратив внимания на грубость.
Коваленко промолчал.
Последний раз они близко сходились на песчаной дороге под Менделиджем. До сих пор помнится поучающий упрек Вишнякова: «Тебе лишь бы своим дегтем пахло, а что кулаком свой подцепит под ребро — это даже сладко: свой кулак, по своему ребру! А свой, говорят, больнее бьет!» Пророка из себя корчит. Они все, большевики, в пророков играют.
— Покойника вывезли? Желаю обсудить это.
— Вывезли…
Коваленко занялся фонарем, лихорадочно соображая, что может ему угрожать.
— Может, в дом зайдем?
— Можно и в дом, — сказал Коваленко, поднимая фонарь, как будто ему было все равно. — Ваших здесь было-перебыло…
— Людям хочется знать, как произошло.
— Интересного мало…
Он сердито толкнул дверь и широким шагом прошел в сени. Вишняков — за ним. Сотник мог не пустить его, как, наверное, предписывалось приказом командования. Вишнякову надоело играть в прятки — он решил во что бы то ни стало встретиться с сотником, занявшись происшествием с Григорием Сутоловым, не очень приятным для петлюровской варты.
— Никого в доме? — спросил Вишняков, оглядывая чисто подметенную хату.
— А кому ж еще быть?
— Я тебя спрашиваю потому, что говорить нам лучше без свидетелей.
— Свидетелей не будет…
Коваленко пристраивал погашенный фонарь на гвоздь у двери. По тому, как он медлительно делал это, Вишняков догадывался, что тот растерян.
— По вашим данным, — начал Вишняков, закуривая, — Григорий Петрович Сутолов находился на службе в карательном отряде есаула Черенкова…
Подцепив фонарь, Коваленко прошел к столу и сел, прячась в абажурную тень от прямого света лампы.
— Я составил донесение своему командованию, — перебил он Вишнякова.
— Это меня не касается. Известно, как должен поступать каждый командир части… Тут одна штука неясная получается…
У сотника зашевелились брови. Сидел он все так же неподвижно, давая понять, что не очень опасается «неясностей».
— Получается ералаш, — продолжал Вишняков, раскуривая цигарку и не глядя на него. — Вы — на границе, мы — тоже стоим на границе. На наш пост Гришка не нарывался. А к вам пожаловал. По своей линии мы никаких донесений о нем не писали. А часть его — Калединская!
Коваленко сдержанно кашлянул.
— Що до гряныць, то вона у нас одна — гряныця Украинской республикы!
— Погоди! Для вас — одна, для нас — тоже одна, а для кого-то две. Я тебя хочу спросить: почему Григорий Сутолов стал баловать на варте, а не побрел к нашей конюшне?