— Ничего не придумал! — сказал Вишняков. — От Фофы брать не желаю! Псом цепным смердит от его шубы!
— Наука — она и в дорогих шубах ходит, и в лаптях, и босиком, — непримиримо сказал Лиликов.
— Вот и я подожду, пока она в лаптях ко мне явится.
— Ждать-пождать — уголь в отвалах загорится. Вагонов не подают. Шахтная касса пустая. Кричать будем во всю глотку: власть народа — самая лучшая! А шахтер подсмотрит, пораздумает, да и скажет: здоровы вы только глотку драть!
— Ты что меня пугаешь? — спросил Вишняков, удерживая дрожь под глазом, появлявшуюся в последнее время, когда он волновался.
— Я не пугаю, а зову к тому, что надо подумать.
Вишняков побледнел от промелькнувшей вдруг догадки, что Лиликов заговорил о коммерции с чужих слов. Пашка болтал, будто где-то недалеко видел хоронящегося Фофу. Фофа оборотист, не поговорил ли он с Лиликовым? А этот учит теперь коммерции и заботе о казне. Новая жизнь представлялась Вишнякову в полном отказе от всего старого. Он признавал, что производству следует отдавать побольше сил, только не мог допустить и в мыслях, чтоб на это производство снова вернулись заведенные Фофой порядки. Забота о сбыте продукции, о которой говорил Лиликов, озадачивала. Это могло быть и той соломинкой, за которую в это время цеплялись старые владельцы. Они, может быть, желают заявить: а вы все равно без нас не обойдетесь!
— Что ж ты советуешь? — спросил он сдержанно.
— Сам не знаю, что посоветовать, — угрюмо ответил Лиликов. — Пока надо уголь спасать, отделить старые отвалы от новых… А тебе надо крепко подумать о дальнейшем.
— А если и не сумею, ты меня прогонишь?
— Не шебаршись, Архип, — вставая и надевая шапку, сказал Лиликов. — Ты не такой дурак, чтоб тебе ум отшибло от радости, что сидишь в председателях и в точности действуешь, как Ленин в телеграммах пишет.
— Обожди! — приблизившись к нему, сказал Вишняков. — А про обстановку ты забываешь? Черенков на наших пятках сидит. Фофу только прогнали, а ты велишь у него учиться. Петров меня за грудки хватает: что я сделал, чтоб его семейство и он жили в спокойствии? Петлюровская варта живет при оружии в Казаринке. Сутолов на меня наседает: бросай шахту, о войне надо думать.
Лиликов слушал, кивая головой.
— Связи с Центром нет! Обещают военную помощь, а помощи нет… Черенков в меня стрелял, когда я к Косому шурфу ходил!
— Вот оно! — ухватился за это Вишняков. — Он — в тебя, а Сутолов — в него. Военная угроза нас давит!
— Все ты правильно говоришь…
— Чего же мы тогда; как кочеты, перья друг другу выдергиваем?
— Надо, видать, поубавить перьев — глазам мешают, — сказал Лиликов, направляясь к двери. — Без риска не проживешь. Страх давит. А может, и нет причины для страха? Гляди веселее, Архип!