— Не до жиру — быть бы живу. Согласен учиться коммерции и всякой хиромантии, только от Фофы меня избавь.
Лиликов остановился и, повернувшись, сказал:
— Передавали мне, коммерсанты желают с тобой встретиться. Акционер-директор Дитрих, а может, и Фофа вместе с ним. Прими их.
— За этим приходил? — быстро спросил Вишняков.
— И за этим тоже.
— Говори! — потребовал Вишняков, бледнея.
Разговоры о риске — ему не наука: он умел рисковать. А новость о связи Лиликова с Фофой и Дитрихом как будто сразу все изменила. Выходит, не в овладении «коммерческой наукой» дело, а в том, чтоб принять коммерсантов! И кто говорит? Лиликов, друг, большевик, на которого он полностью полагался!
— Случайно мне довелось повстречаться с Дитрихом, — произнес Лиликов, как будто не замечая волнения Вишнякова, и рассказал о ночной встрече в доме Трофима Земного.
— К чему разговоры про «шахтную кассу»? — с угрозой спросил Вишняков. — К чему про науку, которая «не только в лаптях ходит»?
— Погоди, не кипи! — Лиликов сдернул шапку с головы и зло бросил ее на пол.
— Сам не знаю, к чему! Знаю только — не помешает! Дитрих крутится тут неспроста. Что-то его держит, не отпускает. По размерам его власти я знаю, что Казаринка ему даже не гвоздь в сапоге, не пылинка в глазу, торчать ему здесь нечего.
— Желаешь зазвать его в нашу «прихожую»? — спросил Вишняков.
— Позови!
— Подпоить да обмануть, как Фофа «коммерсантов»?
Лиликов поднял шапку, стряхнул с нее пыль и натянул поглубже на голову.
— Твое дело, как поступить, — сказал он, отходя к двери. — По-честному у нас никогда с ними не получалось.
А не примешь — спугнем мы их, ничего не узнав. Трофим передал, они сегодня к тебе собирались.
— Стало быть, хочешь не хочешь — все равно принимай?
— Стало быть, так, — сказал Лиликов.
— А я не хочу! — крикнул Вишняков, шагнув к нему. — За приглашение и переговоры тайные могу — к стенке!
Лиликов разочарованно взглянул на него.
— На Косом шурфу в меня Черенков стрелял — промахнулся. А стрелок хороший, не хуже тебя. Не для пуль башка моя создана!
Запахнувшись, он вышел, как будто досадуя только на то, что надо выходить из теплого дома на мороз.
Вишняков отошел к окну. На стеклах затейливыми листьями и стеблями серебрилась наморозь. Внизу, под рамами, текло. Вода стекала на крашенный эмалевыми белилами подоконник и капала на пол. «Всегда так было или это мы успели нахозяйничать в чистом штейгерском доме? — думал Вишняков, стараясь избавиться от желания побежать за Лиликовым, вернуть его и еще раз сказать, что зря он шапку кидал, горячился — у Фофы и у Дитриха учиться коммерции он, Вишняков, не станет. — Видать, вторая рама плохо прикрыта, поэтому наморозь», — решил Вишняков и стал искать, что бы пристроить под подоконником. Не найдя, он позвал Калисту Ивановну, указал на воду и распорядился: