Утром, как только защебетали первые птахи, он уже проснулся. Прихватив с собой грязные тряпки и нож, с которым не расставался, сбегал к ручью и умылся до пояса. Вода с утра оказалась холодной, но зато взбодрила, так что захотелось бегать и орать просто без всякой цели. Он вообще заметил, что в последнее время ему постоянно хотелось что-то делать. Хоть что, но лишь бы не сидеть на одном месте без дела. Он подозревал, что таким образом из него выдавливалась старческая немощь, которая преследовала его к концу прежней жизни и сейчас, получив возможность активной физической деятельности, он просто отыгрывался за все годы бессилия. Но сильно над этим не задумывался, а просто наслаждался тем, что может без всяких ограничений бегать, прыгать и даже ходить колесом. Старик в его теле хорошо помнил, что это такое, передвигаться с помощью третьей ноги и на расстояние от кровати к стулу и он наслаждался всемогуществом своего тела, когда думаешь не о расстояниях, которые следует преодолеть, а о времени, которое будет потрачено. Его не просто все устраивало, он прямо питался подзабытыми ощущениями и по-детски радовался жизни. Многоопытный старческий ум, который иногда вступал в противоречие с физиологией мальчишки, только сейчас по-настоящему понял, как много он потерял вместе со своим детством в той жизни и в данном случае действовал в полной гармонии со своим новым тельцем.
Тряпку, что оставлял в воде вчера, быстрое течение прополоскало так, что ему оставалось только выжать ее и заложить новую порцию для стирки. Затем, немного походив по окрестностям, нашел подходящую березу и вырезал толстый кусок бересты. Обрезал края, чтобы получился прямоугольник, и сложив в нужных местах, собрал небольшую, примерно на пол-литра, коробку. Ничего сверхсложного, как будто работал с картоном. Конечно, требовалась некоторая сноровка, но уж чего-чего, а времени на овладение нужными навыками у него было много. Края скрепил сучками, расщепив их вдоль и связав тонкими остатками той же бересты. Не первый класс, но, чтобы таскать воду, пойдет. Немного протекает, но не критично. Подходя обратно к шалашу, на всякий случай засвистел какую-то мелодию, чтобы не встревожить женщину. Та уже проснулась и приветственно улыбалась. Подал ей туесок с водой. Для чего – объяснять было не надо. После умывания позавтракали остатками еды, что еще оставалась в его сумке. Затем как смог, мычанием и жестами, объяснил, что пора делать перевязку. Она, все так же улыбаясь и глядя на него с каким-то непонятным выражением глаз, молча улеглась поудобнее. Пришлось опять сбегать к лесной просеке, где нарвал свежих листьев подорожника. Промыл их остатками воды и приготовил к перевязке. Старые повязки заскорузли, все-таки материя была грубовата, но после того, как он хорошенько их намочил, слезли вполне приемлемо. Женщина только слегка поморщилась, когда он осторожно отдирал тряпки от самой раны. Она вообще оказалась очень терпеливой пациенткой, не капризничала и не требовала к себе какого-то особого отношения. Ну а ему было это только на руку. Оказывается, около года одиночества не прошли даром. И куда делся тот старый брезгливый мизантроп? Он не задумывался над этим, а просто радовался, что есть за кем поухаживать и с кем дружески помычать, так сказать пообщаться, пусть пока и на таком уровне.