— Делай, я сказала, — отчеканила женщина и мне стало предельно ясно, что если я не подчинюсь, то живым из этого дома не выйду. Или, как вариант, мне придется перешагнуть через ее труп. — Если кто и может, так это ты. Я видела, на что ты способен, меня не обманешь. За работу, Смолин. Это не просьба, это приказ.
Ну по крайней мере все встало на свои места. Точнее — наконец-то госпожа Ряжская закончила из себя строить демократичную либералку и дала мне понять, кто из нас есть кто.
Вот только мне-то что делать? Я на самом деле не врач. Да я вообще вредить людям умею гораздо лучше, чем им помогать. На зло спрос гораздо выше, чем на добро.
Потому я вообще не представляю, что могу сделать для Павла Николаевича Ряжского, который в данный момент лежит на широкой кровати, тяжело дышит, обливается потом и, похоже, вскоре собирается в лучший из миров. А еще он нереально красный. В смысле — лицо у него напоминает цветом вареного рака.
— Дайте ему жаропонижающее, — еще раз попробовал воззвать к здравому смыслу я. — Что там обычно люди пьют при простуде? Парацетамол, эффералган.
— Были врачи, — цапнула меня за лацканы пиджака Ряжская. По-мужски так, жестко. — Были. Посмотрели. Анализы взяли. Здоров Паша. Как бык здоров. У него даже температуры нет.
— Да как же нет? — я потыкал пальцем на покрытое бисеринками пота лицо владельца банка. — Вон он красный какой!
— Красный, — тряхнула меня женщина. — Верно. Но холодный, как лед. Да еще вон черные пятна груди. Вот, смотри. Все врачи в шоке пребывали, потому что так не бывает. Одно всегда следствие другого. А тут — ни температуры, никаких отклонений, анализы великолепны. Но он умирает. Я это чувствую.
О как. Может, я и не прав насчет того, что это не мой профиль? Вот только тогда шансы господина Ряжского не увеличиваются, а уменьшаются. Я не Виктория из 15-К, мне так просто порчу не выявить и не снять. Знаний и опыта не хватит.
А это почти наверняка именно она. Или проклятие. Но если это проклятие, то ему точно труба. Я не знаю, как их снимать. С порчей, возможно, все же разберусь, но чего-то большее…
Но начнем сначала.
— Когда он захворал? — отцепив от себя пальцы Ряжской, задал я ей вопрос. — Первые признаки нездоровья когда появились? День, два назад?
— В воскресенье вечером, — почти прошептала женщина, а после уткнулась в мое плечо. — Ближе к ночи. Я подумала простуда, а оно вон как повернулось. Это не простая болезнь, я знаю. Догадалась.
Воскресенье, вечер. Сдается мне, я знаю, откуда ветер дует.
Соломин. Не дам ста процентов, что это точно он, но около семидесяти — запросто. Не сам, разумеется, это ясно. Есть, видать, у него специалисты.