Иерусалим, восемнадцатый год
царствования Навуходоносора,
девятый день четвёртого месяца,
одиннадцатый год царя Иудеи, Седекии
Пророк обратил свой взор к долине, залитой светом несчётных огней, а затем возвёл очи к пустынным небесам и испустил глубокий вздох. Рвы опоясывали склоны Сиона, стенобитные и огнемётные машины угрожали его укреплениям. В разорённых домах плакали малые дети, прося пищи, но там не было никого, кто оделил бы их хлебом; старики, изнурённые голодом, понуро мыкались по улицам и больше не толпились на площадях города.
— Конец, — горестно изрёк он, повернувшись к спутнику, который следовал за ним. — Конец, Варух. Если царь не выслушает меня, не будет спасения ни для его рода, ни для дома Господня. Я буду заклинать его в последний раз, но не питаю больших надежд.
Пророк продолжил путь по пустынным улицам и вскоре остановился, чтобы пропустить кучку людей, которые, без плача и причитаний, семеня, несли покойника. В темноте труп можно было различить только по светлому цвету погребального покрова, облекавшего его. Старец проследил взглядом за людьми, чуть ли не рысцой спускающимися по улице к кладбищу, устроенному по велению царя за стенами города. Оно уже давно еле справлялось с потоком многочисленных мертвецов, который война, голод и нужда каждый день низвергали на него.
— Почему Господь поддерживает Навуходоносора Вавилонского и позволяет ему заключать в железное ярмо все народы? — спросил Варух пророка, возобновившего свой путь. — Почему он на стороне того, кто и так намного сильнее?
Сейчас дворец возвышался недалеко от них, подле Башни Давида. Пророк выбрался на открытое место и обернулся, ибо луна вышла в просвет меж облаками, озарив молчаливую громаду Храма Соломона, тонувшую во мгле. Старец воззрился своим незамутнённым взором на блики лунного сияния, заигравшие на массивных колоннах и отразившиеся в изобилии бронзы и позолоте остроконечных башен. Ему вспомнились торжественные обряды, которые веками совершались в его дворе, толпы, набивавшиеся в храм до отказа в дни празднеств, дым жертвоприношений Господу, возносившийся с алтарей. Он подумал о том, что всему придёт конец, что всё это погрузится в прах на многие годы или многие века безмолвия, и с трудом сдержал слёзы. Варух тронул его за плечо:
— Пойдём, учитель, уже поздно.
Царь бодрствовал до глубокой ночи, совещаясь с военачальниками своего войска и сановниками. Пророк направился к нему, и все обернулись на стук его посоха, громко отражавшийся от каменных плит настила.