Фараон (Манфреди) - страница 2

— Ты просил видеть меня, — промолвил царь. — О чём хочешь поведать мне?

— Сдайся, — воззвал к правителю пророк, остановившись перед ним. — Облачись в траурные одежды, посыпь свою главу пеплом и выйди босой из города; прострись у ног его и моли о прощении. Господь возвестил мне: «Я передал страну во власть Навуходоносора, царя вавилонского, моего слуги, даже скот в полях передал ему». О, царь, нет спасения. Предайся ему и моли о милости. Возможно, сжалится он над твоей семьёй и, быть может, пощадит дом Господень.

Царь поник головой и надолго замер, храня молчание. Он выглядел измождённым и осунувшимся, а вокруг глубоко запавших глаз образовались тёмные круги.

«Цари есть сердце народов, — думал про себя пророк, испытующе взирая на владыку в ожидании ответа, — и по природе своей умеют воздвигать многие преграды для защиты самих себя: границы и отряды воинов, крепости и бастионы. От того, когда властитель чувствует угрозу близости врага, его смятение и его ужас возрастают несоизмеримо, в тысячу раз больше, нежели у самого бедного и самого жалкого из его подданных, который всегда привык быть беззащитным перед всеми бедами».

— Я не сдамся, — изрёк царь, поднимая голову. — Мне неведомо, вправду ли Господь наш Бог говорил с тобой, в самом ли деле возвестил тебе, что передал свой народ в руки чужеземного тирана, идолопоклонника. Я же склонен полагать, что либо прислужник царя Вавилона, либо царь сам говорил с тобой и совратил сердце твоё. Ты взываешь в пользу вражеского завоевателя против своего царя, помазанника Божия.

— Ты лжёшь, — с гневом вскричал пророк. — Навуходоносор доверял тебе, сделав тебя пастором своего народа в земле Израиля, но ты предал его, тайно строил козни в союзе с египтянами, которые когда-то держали израильтян в рабстве.

Царь ничего не ответил на эти слова. Он приблизился к окну и прислушался к приглушённому раскату грома. Стены Сиона заслоняли собой небо, и исполинский Храм казался только тенью во мраке. Владыка провёл рукой по лбу, покрытому испариной, в то время как громыхание постепенно затихало вдали, в направлении Иудейской пустыни. Ничто теперь не нарушало тишины, ибо не было больше в Иерусалиме ни птиц, ни собак, ни иных тварей живых. Все они пали жертвой голода. И женщинам было запрещено оплакивать умерших, дабы не погрузился город в нескончаемый гул стенаний.

Внезапно у венценосца вырвалось:

— Бог наделил нас землёй, зажатой между могущественными соседями, предметом их вечных притязаний. Землёй, что постоянно вырывают у нас и которую мы неустанно пытаемся вернуть. И каждый раз приходится обагрять руки кровью.