– Чего вы от меня хотите? – спросил Небольсин, сразу поняв, что тут делом Пети Ронека и не пахнет.
– Как – что? С икрой баба-то… Икра-то ваша небось?
– Дуняшка! – крикнул Небольсин, позвав девку в вагон. – Что ты скажешь, Дуняшка?
– Не Дуняшка она вам, – набычился Харченко, – а Евдокия Григорьевна… Вы эти барские замашки оставьте!
– Хорошо, Евдокия Григорьевна, слово за вами.
Дуняшка ответила:
– Как скажут Тимофей Архипыцы. Они – благородство показывают, офицеры будут… как же!
Небольсин, закипая гневом, повернулся к Харченко:
– Господин благородный офицер, конкретнее…
– Конхретно: икра ваша тоже денег стоит. Мы не какие-нибудь, чтобы нас обманывали, мы люди сознательные!
Небольсин был мужчиною опытным.
– Уважаемый, – заговорил он, – я знать не знаю, кто вы такой. Чего вы сюда затесались?
Харченко приосанился:
– Как это вы меня не знаете? Да таких, как я, всего трое на весь Мурман! А вы народных вождей не признаете? Да со мною сам адмирал Кэмпен вчера за ручку здоровкался…
– Вот и пусть он с тобой здоровается… А чего ты ко мне-то вперся? Поздороваться хочешь? Катись отсюда поскорее!
– Евдокия Григорьевна, – закричал Харченко, – пошто молчите?! Скажите, как он вас использовал. Сейчас свидетелей с улицы скликать станем!
Небольсин с ненавистью, какой даже не ожидал в себе, разглядывал сейчас толстые колени Дуняшки.
– Вон! – заорал неожиданно и, выхватив бумажник, швырнул его перед собой: – Держите… Вы этого добиваетесь? Николаевскими?
– Евдокия Григорьевна, – велел Харченко, бестрепетный. – Это аванс… подберите. – И повернулся к Небольсину, угрожая: – Вы эти барские замашки оставьте, по-хорошему вам говорю. Ежели вам контрразведка не помеха, так я могу и в Чека нажалитъся…
Небольсина замутило:
– Иди, сволочь! Иди, пока я тебя не размолол тут!
Чета выкатилась, забрав бумажник. Но Харченко, баламутя тишину, еще долго распинался под окнами вагона, собирая народ.
– Эсплутатор! Для вас революция – чхи! Не выйдет… Это вам, граждане, не шльнды-брынды…
Небольсин не выдержал – взял браунинг и вышел в тамбур:
– Если не уйдешь – прихлопну… Дуняшка! Уведи своего кобеля подальше, чтобы я морды его поганой не видел…
Тут Харченко треснул Дуняшку кулаком по голове, и она, согнувшись, отбежала, как собака от хозяина. Но не ушла совсем.
– Иди, задрыга! – прошипел Харченко. – Только бы до Колы тебя живой довезти. А дома-то уж мы поговорим…
Небольсин с трудом заснул в этот день. А проснулся от присутствия в вагоне постороннего человека. Купе освещалось гаснущей спичкой, которую держали темные короткие пальцы с ногтями тупыми, как отвертки.