Я не помню, что было дальше. Были крики: «Смотри на дорогу!», «Где аптечка?!», «Она горит!». Помню, как меня несли. Помню боль в руке. Она тянула и тянула. Это лісовички тянули меня за руку: «Иди к нам, уже поздно бояться. Ты почти пришла. Ты же подняла листву и нас увидела. И назад мы тебя не отпустим. Нельзя нас увидеть и уйти. Пойдем к нам!» Я хотела к ним и боялась, что они меня обманут. Я стала маленькой, такой же, как они, и увидела, каким большим из травы кажется мир. И каким красивым, красочным и ярким! И в нем было жарко! Мне было все время очень жарко. Рука начала жечь, в голове пылало пламя. У меня пожар. Внутри меня пожар. Надо вынести Мишу. Юра!
– Я здесь, моя маленькая, я здесь.
Его лицо, глаза. Они горят. Они горят, как тогда в ванной и на полу в моей комнате. Он горит, и я сгораю. Мне больно! Теперь мне холодно. Почему меня не греют? Где Олег? Юра, его руки трогают меня, и они очень горячие. Он снимает с меня одежду, он одевает меня. Он что-то шепчет. Можно дотронуться? Нельзя, он не разрешает… Холодно, как же холодно. Я – лісовичок, и я живу в маленькой норке. Но здесь мало воздуха, и мне опять жарко! На воздух!
Глаза болели, и голова тоже. Я с трудом их открыла.
– Пить хочу.
Рука со стаканом. Вода теплая и сладкая на вкус. Невкусная, хватит. Это была Юрина рука. Я уснула.
– Мы и в прошлом году в ночь на Хеллоуин туда ездили, купили холодильник и сыну костюм. И теперь поедем на ночь скидок.
– Не верю я в скидки. Они себя не обманут!
– Вера Анатольевна, они себя не обманут. Но и меня не обманут! Я не знаю, как они считают, но в итоге всем выгодно!
– Не бывает так, чтобы всем хорошо, – ворчал старческий женский голос.
Молодой – ответил смехом.
Я повернула голову. Больничные стены. Возле меня стояла капельница. Игла торчала в вене на одной руке. Я повернула голову и посмотрела на другую руку. Она была перебинтована, я попыталась ее поднять, но казалась, что она чужая и принадлежит какому-то великану, раз такая тяжелая. Я вздохнула. Кто-то подошел.
– Ой, кто это у нас открыл глазки?
Старческий голос, который только что не верил в скидки, верил в то, что у меня «глазки». Мои веки мне казались тоже великанскими, потому что поднимать и опускать их было сложно.
– Я в больнице? Что со мной?
– Ты болеешь, поэтому нужно слушаться и не дергаться. Я уже и не знаю, куда тебя колоть. Все вены исколоты на этой руке и на ладошке, – говорила она сама с собой. – Ничего, ты уже пойдешь на поправку, и тебя не надо будет капать.
Я рада была, что ей будет меньше работы и хлопот с моими венами.