Время не поранило и не состарило его. Он был такой же загадочный и веселый. Когда я приблизился, он удивился… Может быть, подумал, что появился еще сатир, который решил прогуляться в Лазенках в мундире майора…
Я поднес сатиру осенний букет и посмотрел ему в глаза. Ни птичьего голоса, ни дуновенья… Сел и, как встарь, погрузился в раздумья.
Еще один любитель уединенных прогулок не торопясь подошел к сатиру. Он был в сермяге, высоких сапогах и бараньей шапке, видимо, волынский крестьянин. Потрогал листья, повернулся и заметил меня. Странный крестьянин! Сермяга его была без заплат и чиста, и лицо совсем не крестьянское. Я готов был побиться об заклад, что это образованный человек. И руки тонкие, нежные… Зачем же он так оделся? Даже сатир и тот засмеялся!
Незнакомец подошел к скамье, спросил разрешения сесть.
— Пожалуйста. — Я подвинулся к краю. Вспомнив про найденный листок, достал его, разгладил и начал читать «Народ и выборы».
— Откуда у пана мандат? — внезапно спросил незнакомец.
— Может быть, пану нужен? — Я протянул ему листок. — Нашел в листве и ничего интересного.
— Для российского майора — конечно! Да он уже и утратил значение: выборы прошли. — Однако мандат он взял, разорвал на мелкие клочки и бросил.
— Старые песни на новый лад, — сказал я. — Сначала агитация за всеобщее голосование, а потом за присоединение к Польше забранных земель по случаю выборов!.. Неужели до сих пор в Польше об этом мечтают?
— Вы против Жечи Посполитой? — спросил незнакомец недружелюбно.
— Как можно быть против прошлого. Мы над ним не вольны. Его можно и должно судить, но не мечтать реставрировать. Зачем пятиться в древность, когда нужно думать о становлении народной Польши.
Он несколько подобрел:
— А вот это правильно! Народной, а не шляхетско-магнатской. Но прежде всего Польша должна освободиться от варваров.
— Каких?
— От России. Есть ли разница между татарами Мамаева войска и россиянами? Только в том, что россияне живут оседло и относятся к белой расе.
Я засмеялся… Засмеялся и сатир.
— Это вы серьезно? Значит, по-вашему, в России не может быть ничего доброго?
— Да. Ничего!
— А как же тогда вы смотрите на декабристов?
— Декабристов? — Он свистнул. — Благородные люди, но они воспитывались не на российских традициях, а на французских идеях, воспринятых в тысяча восемьсот двенадцатом году.
— Но и кроме декабристов в России есть много доброго. И главное — хороший народ!
— Не стоит спорить. Вы никогда не поймете нас, вы— москаль. Милленер!
— Я такой же москаль, как вы крестьянин. Чего ради вы нарядились в мужицкую сермягу и проповедуете Жечь Посполиту? Что она дала крестьянам?