Пани Скавроньская внезапно замолкла, глядя в аллею. Приближалась высокая женщина в черном платье. Это была странная женщина. Чем-то она напоминала монахиню.
— Мамуся, это, кажется, панна Фредерика.
Пани Скавроньская кивнула и приложила палец к губам.
Женщина медленно подошла к фонтану и некоторое время стояла, как статуя, на фоне его переливавшихся всеми цветами радуги струй, потом, улыбнувшись, подставила руку под брызги, отряхнула их и так же размеренно двинулась к нашей скамейке.
— Здравствуйте, панна Фредерика, — сказала пани Скавроньская.
Женщина остановилась и оглядела нас. У нее было матовое, еще нестарое лицо, пышные темные волосы с широкими седыми прядями на висках и темные глубокие глаза.
Она молча нам поклонилась.
— Как ваше здоровье? — спросила пани Скавроньская участливо.
— Здоровье? — переспросила женщина, как бы очнувшись от глубокой задумчивости. — Спасибо. Здоровье мое хорошо. — Внезапно она оживилась: — Сегодня мне снился Валериан! Говорят, мертвые снятся перед переменой погоды, а сегодня так же ясно, как и вчера… — и, наклонившись к пани Скавроньской, она вполголоса добавила — Говорят, Валериан в Варшаве. Вы ничего не слышали?
Пани Скавроньская покачала головой. Тогда панна Фредерика перевела взгляд на меня:
— Может быть, молодой пан слышал о пане Лукасиньском?
— Слышал. Но это только предположение. Говорят, будто он содержится в катакомбах Босых Кармелитов… Но кто может знать наверняка! Лишь те, кто его заточили! В Варшаве немало тюрем. Говорят, есть тюрьма даже в подвалах бельведерского палаца.
— Да, это верно! — Панна Фредерика глубоко вздохнула и, не прощаясь, пошла дальше, свернула в аллею.
— Несчастная женщина! — сказала пани Скавроньская. — Это невеста пана Лукасиньского… Семь лет назад они должны были пожениться, но его арестовали. Она часто приходит сюда. Вероятно, с Саксонским садом у нее связаны какие-то воспоминания. Каждый раз постоит перед фонтаном, подставит руку под брызги, улыбнется и уйдет.
Панна Ядвига грустно смотрела ей вслед:
— Мне всегда жутко, когда я ее вижу. Сколько горя вокруг!
— А как же с Анной Ожельской? — спросил я, желая рассеять их печальные мысли.
— Ах, с Анной Ожельской? Судьба ей улыбнулась. Об ее нищете узнал побочный сын короля граф Рутовский, тогда уже командир полка. Он взял свою сестру на воспитание, обучил военному искусству и однажды представил отцу, не объясняя, кто она. Король угадал. Анна была вылитым портретом матери. Жизнь ее круто изменилась к лучшему. Но это уже не представляет интереса, да мне что-то не хочется больше рассказывать… Пойдемте лучше домой. Несчастная панна Фредерика!