– И в следующий раз будь посерьезней! – крикнула вдогонку Олегу Марина и, зажав под мышкой ноты, пошла в преподавательскую.
Там одиноко сидела на столе Клара и курила, покачивая пухлой ногой, крепко затянутой в коричневый сапог.
– Привет, Кларусик, – кивнула Марина.
– Привет…
– Все разбежались?
– Ага. Одни мы, две дуры… – равнодушно затянулась Клара.
Расписавшись в журнале, Марина посмотрела на часы:
– Ой, мне лететь надо как угорелой.
Клара выпустила дым, понимающе оттопырив ярко накрашенные губы:
– Ясненько. Послезавтра собрание…
– Знаю…
Марина сняла с вешалки плащ, искоса посмотрела на Клару.
“Интересно, что она говорит, когда ее Вартан на нее наваливается? Наверно, анемично вздыхает. Или молчит, как скифская баба…”
– Ну, я бегу, – Марина махнула сумочкой сгорбленной джерсовой фигуре, – пока…
– Пока…
На улице было мокро и по-весеннему свежо.
Благодаря усилиям угрюмого дворника в юбке, успевшего сколоть лед почти со всей дорожки, Маринины сапожки застучали по мокрому аспидному асфальту.
“Тридцатая весна”, – подумала она и, улыбнувшись, наступила на одиноко тающий комок снега.
Он погиб без хруста, Марина перебежала к шоссе, замахала группе машин, плавно ускоряющихся после светофора.
Красный “Москвич” притормозил, свернул к ней.
– Площадь Ногина, – проговорила она, с трудом открывая неподатливую дверцу.
– Пожалста… – равнодушно отвернулся котообразный толстяк в кроликовой шапке, тупой, безразличный, обрюзгший, словно тоталитарный режим в африканской стране…
Марина проснулась от чего-то непонятного и нежного, не помещающегося во сне и последовательно выдвигающегося в реальность.
С трудом разлепив веки, она увидела перед собой ровный пробор, бледной полоской рассекающий покачивающиеся смоляные волосы.
Мария посасывала ее сосок, одновременно поглаживая рукой пах.
Солнце, пробиваясь сквозь раздвинутые шторы, ощупывало двумя узкими лучами складки Машиных вельветовых брюк, бесстыдно раскинувшихся на диване.
Марина улыбнулась, вспомнив все, и слабо застонала.
Пробор и волосы исчезли, Машино лицо заполнило комнату:
– Проснулась птичка… цветочек мой…
Она нежно поцеловала Марину в щеку, щадя запекшиеся, опухшие от поцелуев губы.
Ее лицо слегка осунулось, но глаза сияли все тем же таинственным черным огнем, щеки были бледны.
Марина обняла ее и прижалась, словно ребенок к матери.
– Хорошая ночка была? – шепнула Мария.
– Да…
– Наша первая брачная. Поздравляю тебя, птичка…
Они поцеловались.
Еще сонными глазами Марина разглядывала красивую грудь с маленькими сосками, длинную шею, спрятавшийся в складке пупок, темнеющий внизу пах. Все было рядом – чужое, раньше недоступное, все можно было потрогать и разглядеть.