Но девушка была так увлечена чтением, что не услышала ни шагов Мирона, ни биения его сердца.
А он все смотрел и смотрел на нее… И чем дольше он любовался ею, тем сильнее его охватывал жар. Через несколько минут он уже ощущал себя мучеником на костре. Не выдержав, он быстро приблизился к ней, опустился рядом на колени и неумело прижался к ее губам. Он помнил, как удивленно распахнулись ее голубые глаза, пепельные волосы накрыли его душистыми струями, и он совсем потерял голову.
Мирон бормотал что-то бессвязное и покрывал поцелуями сначала все ее лицо, а потом, повалив девушку на траву, и все ее тело.
Она тихо стонала, а когда он подмял ее под себя, тихо вскрикнула.
Когда спустя несколько минут он заглянул в ее лицо и хотел попросить прощения, слова застыли у него на губах. Женя улыбалась торжествующе и насмешливо.
– Ты любишь меня? – спросил он.
– А ты?
– Я тебя очень! – торопливо проговорил он.
– А я тебя нет, – сказала она спокойно.
Поднялась, поправила платье и пошла по тропинке, ведущей к дому.
Она ни разу не оглянулась. А он стоял и смотрел ей вслед, пока шорохи ее шагов не затихли.
Потом наклонился и поднял оставленную Евгенией книгу.
Это был роман Жорж Санд «Консуэло».
Мирон и предположить не мог, что его двоюродная сестра читает такие книги.
Минуту или две он смотрел на обложку, а потом бросил книгу в траву.
Неожиданно он вспомнил, что она не любит его…
По крайней мере, она так сказала.
«Но ведь девушки часто лгут просто так, например, из-за кокетства», – пронеслась успокоительная мысль в его голове.
А потом его словно ледяной водой окатило: «Ведь она может обо всем рассказать дяде!»
Что же он наделал? Почему не сдержался? Дядя никогда его не простит! Лишит всякого покровительства и просто вышвырнет из дома!
Мирон схватился за голову и забегал по маленькой полянке, поминутно натыкаясь на кусты и спотыкаясь на травяных буграх.
«У меня есть отчим! – ухватился он за спасительную мысль и тотчас выдохнул разочарованно. – У отчима нет денег, зато есть любимая жена, и он почти полностью зависит от дяди. Если дядя лишит Василия работы и крова, то он тоже окажется на улице… Конечно, не совсем на улице, – поправил себя Мирон, – но факт – что у разбитого корыта. В его возрасте начинать строить карьеру заново в другой компании весьма рискованно. Нет, отчим не станет рисковать своим комфортом ради нашкодившего пасынка…»
В дом Мирон пробрался только ночью, крадучись и вздрагивая от любого шороха, как воришка.
Но Евгения никому не рассказала о том, что произошло между ними в тот вечер в саду.