Дело в том, что французы любят жестикулировать, но, если обе руки на руле, это получается плохо. Однако не все потеряно. Дорога расширяется, автомобиль догоняет грузовик и становится с ним вровень. Тут водитель опускает стекло, так чтобы при обгоне он мог высунуть руку с поднятым вверх средним пальцем. Когда классическое оскорбление нанесено, можно мчаться дальше.
Менее опасным и куда более изысканным был ответ нашего приятеля Мишеля, который любит запрячь пони в двухколесную повозку и поехать покататься, иногда пригласив меня, по узкой проселочной дороге между своим домом и почтой. Дорога эта всегда тихая, по большей части пустая, а большой знак на въезде запрещает движение грузовиков. Но однажды утром, едва мы отъехали, до нас, несмотря на знак, сзади донеслось сначала приглушенное громыхание, а потом лязг и дребезжание. Я обернулся и увидел огромный грузовик, занимавший почти всю дорогу от обочины до обочины. Мишель был невозмутим: «Такое не часто случается. Придется ему потерпеть».
Может, водитель грузовика и пытался терпеть, но все-таки, не удержавшись, дал пару задорных гудков. В ответ Мишель взял кнут и несколько раз крутанул им над головой. Что это было: открытая издевка или просто сообщение, что мы оценили ситуацию? Я спросил Мишеля, имеет ли его жест какой-то особый смысл. «Наверняка имеет, – ответил он. – Но я забыл какой. Поворот налево, поворот направо, или я заблудился. Что-то в этом роде».
Как бы то ни было, но этого оказалось достаточно, чтобы грузовик молчал до места, где дорога расширяется и появляется что-то похожее на вторую полосу. Мишель съехал на обочину, остановился и слез с сиденья. Сняв свою видавшую виды коричневую шляпу, он с изысканным поклоном указал ею на более широкую полосу дороги. Это был первый и единственный раз, когда я увидел, как шофер грузовика улыбнулся.
Независимо от времени года в Провансе всегда есть вероятность появления ужасающего каприза погоды – жуткого мистраля. Однажды, когда мы еще только начали здесь жить, я по недомыслию заметил нашему соседу Фостену, что сегодня выдался ветреный день.
Вцепившись одной рукой в шляпу, Фостен объяснил мне, что к чему. «Нет, нет и нет, – сказал он. – Это мистраль. Он может сдувать с улицы старушек и выворачивать ослам уши. То, что у вас называется сильным ветром, – добавил он, – для нас всего лишь легкий бриз». Он говорил о мистрале с некоторой гордостью, словно о чем-то родном, и вскоре я обнаружил, что провансальцы считают мистраль своего рода национальным достоянием, а вовсе не природным катаклизмом.