О значении Памиров, как рекогносцировочной инстанции было сказано выше.
Но какие же возражения представляют против удержания нами Памиров? Прежде всего, упоминают о дороговизне их управления, но ведь эта точка зрения никогда нами в Азии не усваивалась и мы преследовали здесь не цели изыскания рынков, а культурных и стратегических задач, а Памиры и не представляют чего-либо нового, а примыкают в этом отношении ко всем ханствам Туркестана. И потом, разве не стоят 80–100 т. руб. в год те выгоды, которые мы с Памирами приобретаем? Да, наконец, мы не добивались удешевления Памирского отряда[752] и покрытия части его обложением населения податьми, а тогда наши издержки, может быть, сведутся к пустякам или даже к нулю.
Говорят еще, что управление Памирами трудно, что они только впутывают нас в разные политические дрязги. Факта, может быть, и нельзя отрицать, но, тем не менее, возражение нужно признать не принципиальным. Если не из-за чего трудиться, нет результатов и выгод, то тратить усилий не нужно, но тогда нужно выяснить прежде вопрос о результатах и выгодах.
Что касается до самой трудности, то она очень естественна: Памиры являются средоточием политических и торговых[753] интересов, это по существу авангардная позиция на нашем Среднеазиатском фронте, а на таких местах покоя ожидать нельзя и затруднения естественны. Так всегда было и будет.
Выдвигается еще аргумент, что Памиры не могут быть театром столкновений значительных масс войск и как операционное направление должны считаться второстепенным. Это глубоко правильно и думать иначе было бы увлечением, но положение указывает лишь на соподчиненное отношение Памиров как театра и операционного пути к другим, но нисколько не побивает их значения, особенно с других указанных выше точек зрения.
Посмотрим на Памиры под иным углом зрения. Можем ли мы их бросить совершенно? Кажется, можно сказать вполне решительно, что нет. В Азии нет поворотов назад[754] и она не признает единичного случая потери боевой позиции, не говоря уже об отступлении из пределов целой некогда занимаемой территории[755]. Об этот не может быть и речи потому, что мы опять ценою крови и денег должны будем покупать то, за что уже нами ранее заплачено, ибо вновь мы должны ожидать политических интриг англичан и полной безурядицы и произвола в жизни памирского народонаселения. Наконец, если народы Средней Азии имеют право на благо нашей культуры, то мы не вправе отказывать в них памирским киргизам и таджикам[756].
Здесь будет уместно припомнить один из планов, в основу которого кладется желательность временно или совершенно покинуть Памиры. Пусть, говорится в плане, вместо того, чтобы нам форсировать Памирскую пустыню, делают это англичане, а мы встретим их, когда они будут утомлены и отдалены от базы. Сомнительно, чтобы наша среднеазиатская стратегия, да и едва ли прошлая великих завоевателей на полях Туркестана, когда-либо держалась таких приемов. Они отрицаются всеми выводами военной науки, а еще убедительнее всем прошлым Азии. Здесь прежде достижения боевых результатов приходилось бороться с природой и решимость преодолеть ее, работы по преодолению были первой стадией успеха. Можно было бы привести сколько угодно примеров в подтверждение этой мысли, но достаточно напомнить взятие Александром Македонским неприступных крепостей в Согдиане, операции Тимура в Сеистане или в Кафиристане, наши кампании против туркменов. Даже англичане в вопросе об обороне Индии против движения России, трактуя предмет с разных сторон, покинули один из планов, рекомендовавший пропустить русских через пустыни до первой оборонительной позиции в Сулеймановых горах и бить их там при крайне невыгодных для них условиях. Все подобные планы хороши лишь внешней логической стройностью, но, совершенно забывая духовный фактор, они являются гнилыми в самом основании. Едва ли во всей многовековой истории Средней Азии можно найти убедительный пример в подтверждение подобного рода стратегии.