Ситуация, которая постоянно встречается в психотерапевтической практике, связана с проблемой проекции или переноса. Это явление практически сводится на нет в том случае, когда и пациент, и терапевт полагаются на авторитет и водительство Высшего «Я», а не на компетенцию лечащего врача, и когда оба они используют упражнение по визуализации, которое было специально дано нам для ослабления действия именно этой конкретной проблемы. Эта визуализация получила название Фигура Восьмерки и ее использование будет подробно описано в последующих главах.
Однажды, во время одной из наших рабочих встреч, которую мы проводили вместе с моей дочерью, когда мы собирались попросить внутренней ориентации в работе с некоторыми из ее пациентов, перед нами совершенно неожиданно предстала центральная тема этой работы.
Как только мы успокоились, она зачитала вслух список имен тех, кому требовалась помощь, и мы мысленно выстроили Треугольник, соединяющий нас с точкой Высшего Сознания. В следующее мгновение моему мысленному взору представилось что-то похожее на зоопарк или цирк с множеством клеток, в каждой из которых находилось какое-то животное. По мере того как я наблюдала эту внутреннюю сцену, меня поражало то, как каждое из этих животных реагировало на свое заточение в клетке.
Некоторые, из семейства кошачьих, грациозно, но нервно расхаживали взад и вперед, разочарованные своей участью; кто-то из животных в яростном бунте бился о прутья клетки, в отчаянии пытаясь вырваться на свободу. Другие незаметно удалились вглубь клетки и спрятались там, свернувшись в клубочек наподобие эмбриона, не проявляя ни малейшего интереса к жизни. Некоторые из животных отказывались от еды, выражая свой протест голодной забастовкой; а медведи, например, устраивали представление и исполняли различные трюки, чтобы привлечь к себе внимание посетителей и самим поразвлечься и разогнать скуку. Другие вкрадчиво старались снискать расположение смотрителей, катаясь по земле и выпрашивая у них что-нибудь съестное. Наблюдая все это разнообразие реакций, я спрашивала себя, что все это значит и почему мне была показана эта сцена. Ответ пришел незамедлительно: люди, подобно этим животным, которых я наблюдала, тоже заперты в клетках, но клетки эти — их собственного изготовления. Внутреннее знание безоговорочно подсказывало мне также, что они могут отказаться от своего заточения и обрести свободу, если только пожелают этого.
«Разве кто-то не захочет стать свободным?»— спрашивала я себя. В поиске ответа на этот вопрос мне припомнилось несколько знакомых мне людей, которых определенно можно было отнести к этой категории. Размышляя над этим далее, я пришла к выводу, что многие люди вообще противятся каким бы то ни было изменениям, предпочитая безопасность привычных условий и обстоятельств жизни, какими бы тяжелыми и безрадостными они им ни казались, ненадежности чего-то нового и, неизвестного, не похожего на то, к чему они привыкли и с чем уже научились справляться. Есть и такие, которые категорически заявляют, что они хотят быть свободными, но когда им предоставляется возможность выйти из своей «тюрьмы», оказывается, что их желание свободы не настолько велико, так как для этого необходимо решительно расстаться с тем, что держит их в заточении — со своими привязанностями к людям, к собственности, к желаниям, а также пожертвовать привычным ощущением безопасности и всем тем, без чего они не представляют свое существование. Они готовы до последнего защищать свои заботливо взлелеянные мечты и дорогие им желания, отчаянно восставая против любой попытки показать им, что очень часто именно эти желания; и являются источником несчастий в их жизни.