Но обвинители Горбачева существуют и на другой стороне политического спектра. И в их филиппиках, гневно летящих вслед последнему генсеку КПСС (ибо он ушел давно и бесповоротно), виден категорический отказ расти над советской привычкой мазать все густым слоем черно-белого, в котором белое — идеал, воспаряющий над реальностью, возможностями, логикой; ну а черное — все остальное. Такой подход вместо диалога и поиска прогресса вызывает к жизни лишь отвержение реального и требование невозможного. Последнее жаждущим с удовольствием обещают жулики и воры, ибо у других категорий претендентов нет куража сулить несбыточное. За разочарованием наступает жажда перемен и смены власти на нового жулика и вора, ибо кто же еще опять пообещает невозможное? Так, в вечном цикле, метко определенном нашими «вчера-братьями» украинцами как «зрада — ганьба — перемога — зрада», и мечется Россия, вместо того чтобы двигаться вперед.
Российский менталитет, надо заметить, часто не знает разницы между критикой и осуждением. Критика — важнейший компонент взаимоотношений с социумом. Без нее невозможно движение вперед, даже стояние на месте невозможно — потеря критического мышления ведет к регрессу. Критика всегда конкретна — она не о личности, а о действиях. Критика говорит: «Надо не так, а вот так». Критика направлена на возможность договориться и исправить.
Осуждение — оружие страшное и обоюдоострое, использовать его можно только профессионалам и то с осторожностью, только в отношении крайних ситуаций и личностей. Осуждение всегда личностно, всегда глобально. Осуждение нацелено на устранение, на неповторение, но отнюдь не на исправление. Осуждать можно и нужно чудовищ, которые на фоне своего века, своей морали, своих возможностей выглядели таковыми. Осуждение — дорога к забвению. Недаром у евреев есть проклятие «Да сотрется его имя». Иногда, будучи неверно использовано, такое забвение приносит только ухудшение ситуации — тогда, когда еще может быть хуже.
Вот имея дело с неживой природой, человек не использует осуждение — и даже критику. Он принимает «как есть» и пытается защититься или приспособиться (приспособить — в том числе). Критика — метод одушевленного взаимодействия, она предполагает диалог — если не с критикуемым, то с теми, кто может повторить ошибки. Критика — продукт свободы воли, но ограниченности возможности; она предполагает человечность оппонента. Осуждение же в каком-то смысле в человечности отказывает, делает осуждаемого фигурой большего масштаба: ему приписывается такое могущество, какое вряд ли у человека есть — могущество делать как надо, без изъяна и ошибки.